Я смотрела на его покрасневшее лицо и искренне не понимала, где провинилась перед Небесами.
За что?.. За что мне всё это?
— Джимми, — произнесла едва слышно, а после замолчала. Мысли словно разбежались в стороны. Я банально не понимала, что говорить в подобной ситуации. В итоге я сказала первое пришедшее в голову: — Какая у тебя мечта, Джимми?
Он громко хлюпнул носом и замямлил:
— Хочу квартиру… для себя и братьев. Небольшую. Но свою. Хочу дом… Разве плохо, что я хочу дом⁈ Плохо, да⁈ — юноша начал кричать, но его запала не хватило надолго. — Лилибет, я всего лишь хотел дом… Дом, понимаешь? У нас никогда не было дома. Не было места, из которого нас бы никто не посмел прогнать. Я… хотел дом. И всё.
После этих слов у меня пропала всякая злость к нему.
Я понимала, что он не прав. Понимала, что он заслуживает наказания. Но единственное желание, которое у меня появилось — обнять этого испуганного мальчика.
Я могла рассказать ему о своих несбывшихся мечтах. Поведать о планах насчет его образования, которое я хотела оплатить. Упрекнуть. Обвинить.
И прогнать.
Но вместо этого я погладила его по непослушным волосам, медленно поднялась и направилась к лестнице.
— Что мне делать, Лилибет⁈ — донеслось в спину.
— Жить, — выдохнула, хватаясь за перила. — Просто жить.
И я тоже буду. Точнее: постараюсь.
56
Оказавшись в комнате, упала на кровать и завернулась в одеяло.
Все. Сегодня я — бабочка. Вернее, куколка. Буду «дозревать», переосмыслять жизнь и загадочно смотреть в потолок.
— Жалеешь? — спросил Евлампий, появляясь на подоконнике.
Я покосилась в его сторону и покачала головой в меру своих лежачих возможностей.
— Меня одолела тоска, потому я пока не вижу плюсов. Но… Они есть. Осталось их принять.
Кот спрыгнул на пол, чтобы в следующее мгновение оказаться у меня на животе.
— Лиличка, — протянул он, глядя на меня грустным взглядом. — Я очень виноват. Мне так жаль… Если бы не я…
Я схватила его за вытянутую мордочку и взъерошила шерсть на холке.
— Хехе! — усмехнулась, глядя в обалдевшие глаза. — Не грусти! А то хвост не будет расти.
— Лиличка, ты с ума сошла?
— Можно и так сказать! — я принялась наглаживать огненную шерстку. — Лучше скажи мне, что теперь будет?
— В смысле?
— Ну… У меня кожа станет зеленой? Так ведьм во всех детских книжках рисуют. Или рога вырастут, как у тебя? Копыта… Ой, нет, копыта не хочу. Лучше без них. А вот рога… Как думаешь, мне пойдет?
— Бред какой, — фыркнул кот. — Ты останешься такой, какая есть сейчас. Успокойся.
— Хорошо… Но ведь какие-то изменения должны произойти. Так?
Демон задумался и медленно кивнул.
— Скорее не изменения, а некоторые запреты. Например, тебе больше нежелательно покидать город надолго. Источник штука ревнивая. Ему нужно, чтобы ты всегда была рядом.
— А что будет, если я уеду?
— Сильное истощение. Сначала магическое. Силы перестанут откликаться. Потом моральное. Ты станешь грустной, агрессивной, обидчивой. Следом самое опасное — физическое.
— Заболею? — догадалась я. Евлампий в который раз кивнул.
Я прикусила нижнюю губу и задумалась.
В целом, ничего из ряда вон выходящего. Уезжать из города я не планирую. Путешествовать не люблю. Так что — уживемся!
— А насколько источник ревнивый? Допустим, если я начну заниматься другим делом, он… позволит?
Говорить о большом скопление энергии как о живом существе было странно, но, кажется, я начала привыкать.
Демон снова скис.
— Не получится, Лиличка. — Он замолчал, но заметив моё любопытство, продолжил очень осторожно: — Понимаешь… Теперь ты и есть своего рода источник. Его человеческое воплощение. Энергия всегда стремиться к энергии. Источник не захочет делиться силами с делом, никак с ним не связанным. И будет действовать примерно также, как и в примере с отъездом из города.
Вот ведь… ревнивое создание!
— Обычно ведьмы открывают лавки, таверны, ателье. Короче говоря, работают непосредственно на месте источника. Но ты не переживай. Когда твоя связь с источником достаточно окрепнет, дышать станет легче. Ты сможешь отправляться в поездки или займешься делом по-душе.
Вот это уже интересно.
— А когда связь окрепнет?
— Лет через десять-пятнадцать.
Ясно. К тому времени брат успеет развалить порт, поместье и репутацию нашего дома.
Что ж… На всё воля Небес. Пора забыть о прошлом и начать жить настоящим.
Мне снова захотелось спать, и я решила не отказывать себе в удовольствие. Кот улегся рядышком и принялся успокаивающе мурчать. Так мы и провалялись до трех часов ночи.
Признаться честно, я была бы счастлива продолжить смотреть сны, но меня разбудило тревожное чувство.
И скрип половиц.
Я тихо сползла с кровати и прошествовала к двери. Вышла в коридор, но опоздала. Шуршунчик уже успел спуститься про лестнице. Я поспешила за ним, передвигаясь на цыпочках.
— А ну стой! — прошипела, заметив высокую тень у входной двери.
Человек вздрогнул, а я сбежала на первый этаж и замерла напротив… Джимми.
Парень выглядел ужасно. Он был бледен, глаза его опухли и покраснели от слез.
— Лилибет? — удивился юноша, пряча за спиной узелок.
Без лишних слов мне всё стало ясно.
— Куда намылился, горюшка ты моё?
57
Джимми вздрогнул и отвел взгляд.
— Я… Я ухожу, Лили.
Оу, правда?
— Я вижу, — хмыкнула, навалившись плечом на дверной косяк, тем самым преградив ему путь. — А братья?
— Я не принес им счастья. Им лучше остаться с тобой. Ты добрая и умная. У тебя получится устроить их жизнь.
— А ты, стало быть, вернешься в трущобы?
Парень сжал кулаки и поморщился. Упоминание столь ненавистных темных улиц принесло ему боль, однако он не отступил:
— Вернусь. И буду пытаться… вырваться из них. Работать буду. Может быть через несколько лет, когда я стану достойным человеком, я вернусь за братьями.
— До чего же у тебя все легко и просто, — протянула я, тяжело вздохнув.
— Да не могу я! — вскрикнул парень вдруг. — Не могу я тебе в глаза смотреть. Оставаться здесь не могу. Я…
Сделав шаг навстречу, обхватила лицо юноша ладонями и притянула к себе. Наши глаза оказались на одном уровне, а взгляды встретились. Я с нежностью смотрела в блестящие зеленые очи. В них стоял страх и смущение.
— Смотри-ка, ты до сих жив, хотя смотришь мне в глаза и стоишь посреди моей лавки. Ты соврал, негодник.
— Тебе смешно? А мне вот совсем нет. Я места себе найти не могу. Даже думал с обрыва сброситься.
Поджав губы, я щелкнула его по носу.
— Думать это не твоё, Джимми. По крайней мере сегодня. Если хочешь уйти — дверь вот, — я указала на дверь и все же отошла в сторону. — Но если тебе правда жаль, ты раскаиваешься и хочешь загладить свою вину, ты должен остаться и помочь мне.
— В чём?
— Во всем. В управление и развитие лавки, в воспитание детей. Черт возьми, Джимми! Ты хоть раз видел, как я огонь разжигаю?
О, на это действительно стоит посмотреть хоть раз. Я закутываю все части тела, закрываю лицо крышкой от кастрюли и наугад тыкаю длинной спичкой. Стоит ли говорить о том, как я готовлю на масле?
Думаю нет. Ведь я больше не готовлю на масле! Одного раза мне хватило, чтобы понять: кулинария — это не моё. Совсем.
— Ты что, желаешь мне и своим братьям голодной смерти?
Джимми улыбнулся. Вяло, едва заметно. Но все-таки улыбнулся!
— Так ты… не злишься на меня?
— Очень злюсь! Так, что задушила бы! — я протянула к нему растопыренные пальцы. — А потому тебе придется потрудиться, чтобы вернуть моё доверие. И если мне понравится, я в долгу не останусь.