- Что там? – не монашка к своему неудовольствию даже привстав на цыпочки, не смогла заглянуть в окно.
- Их двое, – пояснил я, уже отрываясь от окна и открывая входную дверь. Подозрительные незнакомцы, как и ожидалось, двор заброшенной усадьбы покинули. Зато прямо за порогом обнаружился отличный отпечаток, оставленный гнедым, и он – а на память я никогда не жаловался – точь-в-точь повторял тот, что я нашёл у мельницы.
– И одна из них молодая женщина, – задумчиво добавил я, припомнив, как легко та вскочила спину на коня.
- Вы понимаете, что это и есть те самые преступники, которые совершали те жертвоприношения?!
- Это самое логичное предположение, – согласился я, направляясь в сторону ближайшему к конюшне сараю. – Иначе, что бы они делали в этом месте? Надеюсь, мы их не вспугнули.
- Думаете, они нас не заметили?
- Вряд ли, – ответил я после некоторого раздумья. Если бы эти пока незнакомые мне люди знали, кто мы и что скрываемся в конюшне, то не вели бы себя столь свободно. – Но могли услышать, – добавил я, намекая на излишнюю болтливость орденского легата. Та насупилась, но задавать вопросы не перестала.
- Даже если они нас не видели, то могли догадаться, кто мы, вернее, что это вы. Как вы думаете, они отменят из-за этого ритуал?
- Ну уж нет! Они и так слишком далеко зашли. Им проще избавиться от нас, чем отказаться от задуманного. Боитесь? – поинтересовался я, заметив, что госпожа легат остановилась.
- Нет, – она покачала головой. – Просто я вдруг подумала…. Впрочем, неважно. Как вы думаете, если они были здесь, чтобы подготовиться к ритуалу, то тогда проведут его очень скоро. Может быть, уже этой ночью!
- У нашего мэтра были соображения на этот счёт. Мне он предсказывал, что пара дней у нас в запасе есть, но вы правы, можно ожидать чего угодно. Они вполне могут решить поторопиться.
С этими словами я дёрнул за дверцу сарая, и та поддалась неожиданно легко для простоявшего в забвении как минимум дюжину лет строения. Когда-то давно там, скорее всего, хранили сено или солому, уже не разберёшь, но сейчас прямо на дощатый пол были свалены в кучу обломки досок, останки старой мебели, а из самой крепкой деревяшки торчал топор. Хороший, блестевший свежезаточенным лезвием топор, который никак не мог остаться здесь со времен бросивших усадьбу хозяев.
- А ведь это не просто куча обломков, – пробормотал я про себя.
- Сжигать корову в этот раз будут уже здесь, – словно почитала мои мысли госпожа легат.
В дом мы всё-таки вошли, насколько это было возможно: гнилые, а местами и отсутствующие половицы, обрушенная лестница на второй этаж, заросшие мхом и паутиной стены и полное отсутствие вещей – видимо, в сарай снесли последнее – которые могли бы свидетельствовать о том, что здесь когда-то жили люди. Всё это запустение создавало впечатление, что сама усадьба была покинута лет на пятьдесят раньше остальных построек.
- Смотрите! – мы уже вышли из дома и с особой осторожностью спускались по шаткому крыльцу, как госпоже Сазеренн пришло в голову присесть на нижнюю ступеньку и раздвинуть две доски, составляющие ступеньку повыше. Доски были достаточно трухлявыми, чтобы госпоже легату удалось увеличить дыру между ними и попытаться просунуть в неё руку. – Да помогите же!
Пришлось помочь. Одну из досок я, не придумав ничего лучше, оторвал и уже тогда в образовавшемся проёме заметил предмет, заинтересовавший госпожу Сазеренн.
- Что это? – я поднял и повертел в руках когда-то бывшую округлой формы керамическую болванку, а сейчас щербатую от многочисленных сколов. Местами на болванке даже сохранилась не потерявшая яркости краска.
- Вы что, не видите? Это же голова!
Я едва не уронил предмет обсуждения и в изумлении уставился на не монашку. Это атмосфера заброшенного дома на неё так повлияла?
- Голова куклы, – пояснила она и нетерпеливо выхватила болванку у меня из рук. – Вот это – глаза, – госпожа легат показала на две щербатых выбоины, сохранившие остатки черной краски, – это рот, – им оказалось пятно красной краски, – а это нос.
Подобного носа я даже у залежавшихся трупов не видел, но даме было виднее.
- Ни за что бы ни догадался, – признался я.
- Настоящая синтийская керамика, – тихо добавила госпожа Сазеренн, поглаживая пальцем щербатые выпуклости. – Такие куклы продавали в лавке господина Морье в столице, ещё до осложнений с Островной Империей. У меня в детстве была похожая.
- И что с ней стало? – полюбопытствовал я, не в силах оторвать взгляд от тонких пальцев орденской посланницы, ощупывающих предполагаемый затылок кукольной головы. Зрелище было одновременно и завораживающим, и жутким.