- Неужели?! – у госпожи легата загорелись глаза, и она смотрела на Моренов уже по-другому. – Думаете, это они?
- Факты налицо, – начал перечислять я, – подходящий возраст, сапоги, непонятно, чем занимаются в своём поместье, огороженном в человеческий рост забором. Впрочем, что тут непонятного, – оборвал я сам себя. – Вы видели его руки? – спросил я у собеседницы, на что та отрицательно покачала головой. – Это руки человека постоянно имеющего дело с алхимическими реагентами. И да, слуги рассказывали, – припомнил я рассказы Ганса, – что от них пахнет серой.
- Нет, не серой, но, действительно, пахнет, – согласилась вдруг госпожа Сазеренн, – амоновой солью, – проявила она удивительные познания. – Этот запах долго не выветривается. Но зачем им всё это?
- Вам удалось узнать про то поместье?
- Вот об этом я и пыталась поговорить с господином Зиннером, – вздохнула госпожа легат и почему-то смутилась. – Я сказала ему, что отправилась на прогулку, немного заблудилась и оказалась рядом с заброшенным домом. Я даже описала его и добавила, что очень удивилась, встретив в чаще леса такой большой дом.
- А он?
- Господин Зиннер ответил, что в следующий раз будет сопровождать меня на прогулку, чтобы я не заблудилась, – сникнув, сообщила орденская посланница.
«Вот наглец!»
- И это всё?
- Всё.
- Не рассказал, что за поместье и кто в нём жил?
- Нет, – госпожа Сазеренн, казалось, поникла ещё больше. – Вёл себя так, будто меня не расслышал.
«Хам!»
На это нам пришлось прекратить шептаться, так как гостей, наконец, пригласили отужинать. Судя по обилию блюд – я всерьёз опасался, что у столов подломятся ножки – ужин был основной частью, а могло оказаться, что и кульминацией всего званого вечера. За столом я оказался между дочерью графини Увельси – я так и не узнал её имени – и стариком Кракелом. Напротив меня расположился его гость, справа от которого посадили госпожу Сазеренн, а рядом с той снова оказался увалень Зиннер. Сама графиня сидела по другую сторону от дочери и громко комментировала каждое блюдо, которое пробовала. Несмотря на то, что из её комментариев следовало, что либо у неё подобное приготовили бы стократ лучше, либо предложенные блюда были, вообще, малосъедобными, поглощала всё подчистую, так что я даже начал опасаться, что к завершению ужина ей потребуются услуги лекаря.
Позиция моя за столом оказалась стратегически неудачной для того, что я задумал. К началу ужина мой сосед справа был уже не в состоянии вести вменяемую беседу, а дочь графини, казалось, обретала дар речи только тогда, когда что-то шептала на ухо своей матери, а для остальных была нема как рыба. Поэтому пришлось пренебречь правилами хорошего тона и обратиться к графине через голову её дочери. Я дождался, когда она закончит комментировать то ли седьмое, то ли десятое блюдо, попавшее ей в тарелку, и громко спросил:
- Вы не подскажете, миледи, кому принадлежало заброшенное сейчас поместье в трёх милях к северо-востоку отсюда?
- Креветки? – отозвалась та. – Креветки отвратительны, скажу я вам, господин следователь. Хотя попробуйте парочку, не отравитесь.
«Это шутка?»
Я встретился взглядом с госпожой легатом – та была удивлена не меньше меня. Затем посмотрел на её соседа справа – достойный молодой человек, позабыв обо всём на свете, увлечённо вгрызался в куриную ножку. Потом на её соседа слева – тот, покручивая ус, вёл беседу с невесткой хозяина о том, насколько будет регулярно зимой движение состава и не лучше ли отправиться на Зимний бал по старинке, в конном экипаже.
«Что за напасть?!»
- Нет, миледи, я спрашивал не о креветках, а о разрушенной усадьбе! Вы должны знать, кто там жил.
- А я вам говорила, что креветки ужасны! Но утка, на мой взгляд, жирновата, да ещё этот странный привкус…. Сразу чувствуется, что её кормили отбросами! Нет, для того, чтобы приготовить по-настоящему хорошую утку, кормить её нужно как минимум две недели только отборным просом и овсом, обязательно вымоченным в козьем молоке. Только в козьем, и даже не помышляйте об этих коровах!
И опять, казалось, никто, кроме госпожи Сазеренн моих слов о поместье не услышал. Я даже не знал, что по этому поводу думать. После второго вопроса, когда я внимательно наблюдал за реакцией всех присутствующих, я убедился, что это не притворство – такой синхронности не смогли бы добиться и лучшие актёры королевского театра. Но что тогда? Ещё одно неуловимое магическое заклятье? Откуда? Как? Кто мог его наложить? Но главным вопросом было: почему я его не ощущал?