Выбрать главу

Понимание свободы как самообладания вырабатывается в рамках именно морального воззрения на мир. Воля обнаруживается как свободная через обуздание своеволия. В сфере права это — подчинение личной воли общей воле, выраженной в общественной дисциплине, поддерживаемой в первую очередь государственным законодательством. В сфере морали это — сообразование личной воли с долгом. Образно это выражено в известной английской пословице, «Свобода моего кулака ограничена кончиком чужого носа»; в ней речь идет о свободе вообще: свобода одного человека ограничена свободой другого.

Отрицательная свобода, или независимость предстает, таким образом, уже не как своеволие, а как автономия. Автономия выражается в: (а) неподопечности, т. е. в свободе от патерналистской[113] опеки и тем более диктата с чьей-либо стороны, в том числе со стороны государства; (б) действиях на основании норм и принципов, которые люди признают как рациональные и приемлемые, т. е. отвечающие их представлению о благе, (в) в возможности воздействовать на формирование этих норм и принципов (в частности, в порядке публичного обсуждения и законодательной инициативы), действие которых гарантируется общественными и государственными институтами.

Отсюда не следует, что люди должны отказаться от своих частных целей и непременно стать законченными альтруистами. Но каждый человек, стремясь к достижению частных целей, должен оставаться в рамках легитимности, т. е. в рамках признанных и практически принятых норм. Каждый в своих действиях должен воздерживаться от произвола. С точки зрения психологии поведения, автономия выражается в том, что индивид N действует в уверенности, что другие признают его свободу и из уважения (а не из страха) не препятствуют ей, а также в том, что N утверждает свою уверенность в действиях, демонстрирующих уважение к свободе других.

Через такое понимание свободы нам раскрывается еще одна характеристика моральных норм. С социологической и исторической точек зрения они, возможно, могут представать как относительные. Однако их социально-историческая относительность всегда выше индивидуальных предпочтений и ситуативной изменчивости. Каждый должен воздерживаться от произвола. Но критерий произвола — надперсонален и надситуативен. Нормы могут обсуждаться, корректироваться, кардинально меняться. Но принятые, они становятся безусловным критерием поступка, т. е. не подвергаемыми сомнению или обсуждению по отношению к конкретным ситуациям и включенным в них лицам.

Португальский поэт Ф. Пессоа так передал абсолютный (т. е. надситуативный и надперсональный) характер критерия произвола или свободы:

Только такую свободу даруют Боги — по собственной воле Произволению их покоряться. Нам это только во благо: Ведь в невозможности полной свободы И существует свобода.

Е. Евтушенко выразил идею взаимности отказа от произвола в более приближенной к личным отношениям людей форме:

Нечаянно оба пошли мы на сговор: любовь — усвоение жизни другого. Нечаянно нам подсказала природа: в любви обоюдное рабство — свобода[114].

В морали правовая формула «Свобода одного человека ограничена свободой другого» переосмысливается как личная нравственная задача: «Я ограничиваю собственное своеволие, исполняя свой долг: соблюдая права других, не допуская несправедливости в отношении других, содействуя их благу». Она имеет и строгую форму императива: «Всегда ограничивай собственное своеволие, подчиняя его соблюдению прав других, не позволяя себе несправедливости в отношении других, содействуя их благу»[115].

Свобода выбора и ответственность

Отрицательная свобода как автономия обращается в свободу положительную: автономия означает уже не только отсутствие внешнего давления, ограничения, принуждения, но и возможность собственного выбора.

Свобода не выбрать весьма убога
(И. Бродский)

Свобода оказывается «для чего-то»: по крайней мере для осуществления выбора. Идея свободы воли, по поводу которой в истории мысли было столько дебатов, реализуется в свободе выбора, в возможности, способности и праве человека выбирать предпочтительное из альтернативных целей или задач.

вернуться

113

Патернализм (от лат. paternus — отцовский, отеческий) — в этике: навязываемые покровительство, забота, помощь или покровительство, навязывающее покровительствуемому неблагоприятный для него статус.

вернуться

114

Эта поэтически выраженная, но вполне определенная нормативная мысль нуждается в уточнении. Обоюдность действительно важна во взаимоотношениях. Но в любви как моей (а не нашей) любви обоюдность не существенна. В своей любви (а не в страсти, не во влюбленности, не в привычной привязанности) я не пекусь о своих правах, как и о своем долге, как и о своих жизненных интересах. Я люблю и значит я живу, но любя, я могу только отдавать свою жизнь другому. Любовь — это не поддающееся нормированию или регулированию и тем более взаимному подсчету очков (по типу «я — тебе, а ты — мне») отношение.

вернуться

115

Необходимо добавить очевидное: человек должен ограничивать себя не в угоду другим, а сообразно благу других.