Существование вертикальной этнической стратификации в Латвии, а также наличие закрытой и сплоченной элитной и корпоративной композиции латвийского общества позволяет прийти к выводу об искусственности и функциональности для властных кругов этнополитических конфликтов как инструментов сплочения и воспроизводства латвийской этнодемократии.
Национальная идентичность как конфликтообразующий ресурс в Латвии
При первом же приближении к феномену этнокультурной идентичности в Латвии возникает недоумение по поводу необходимости каких-либо новых эмпирических данных, обнаружениях и оценках происходящего. Вместе с тем потребность в постоянном мониторинге латвийских этнополитических отношений и динамики нарастающих этноконфликтов в условиях интенсивной европейской территориальной мобильности и кризиса европейского мультикулыурализма явно актуальна.
«Спящие» этноконфликты и «замороженные» этнические отношения, с присущей им оппозиционной устной исторической памятью в Советской Латвии, трансформировались в открытое противостояние в постсоветский период. В нынешней Латвии устойчиво сформировались этнокультурные идентичности доминирующей титульной нации и этнических меньшинств. Интенсивный и болезненный период поиска и обретения новых режимных идентичностей к середине 90‑х закончен, а политической формулой латвийской государственности стало – «этнокультурные и этнические множества в одном целом». Однако данные мультикультурные и этнические сообщества, атакже практика их взаимоотношений не обернулась либерализациейэтнических отношений. Ни один из сложившихся демократических институтов Латвийской Республики так и не смог привести к сколь-нибудь заметному нивелированию социально значимых культурных различий и этнических границ, как и подключению богатейшего опыта взаимоотношений предшествующих поколений.
Этнокультурная преемственность русских и других латвийских этнических меньшинств, предшествовавшая периоду Атмоды, однозначно трактуется как нежелательная, просоветская и вызывающая разнообразные формы остракизма. Образ «матрешки, воблы и водки» старательно «прикреплен» к этнокультурной составляющей этнических русских, наиболее количественно представленной в латвийском обществе. Невзирая на провозглашаемые демократические принципы и публичную риторику этнокультурной толерантности и интеграции властной элиты, этнические меньшинства были эффективно «выведены» из ролевых позиций принятия политических решений.
Отслеживая содержательные и нормативные изменения в латвийской этнополитике, можно утверждать об их введении и реализации как результата ожиданий и воздействий (а иногда и санкций) внешних структур и политических акторов, в частности Европейского союза и России. Противодействие рекомендациям ОБСЕ и другим международным правозащитным организациям по поводу защиты и расширения индивидуальных прав и свобод этнических меньшинств систематически наталкивалось на патетику их непригодности ввиду существования «национальной специфики».
Как считает канадский политолог Y. Кимлик, суть проблемы этнических дискриминируемых групп состоит в требовании уже большего, чем индивидуальные права и свободы. Этнокультурные меньшинства в современных сообществах хотят не только общегражданских прав, но также особых прав, которые позволили бы признать их особые этнокультурные практики и идентичности (Kymlicka, 2004). Игнорирование прав этнических меньшинств, дискриминационная политика в адрес их притязаний, а также представление об идентичности меньшинств как зоны культурной аномалии становится острой проблемой и катализатором пересмотра и либерализации демократических норм и ценностей.