Влад Копернин
Это было у моря
Надвигается темная-темная ночь. Моросит. Под ударами ветра тусклый полудохлый фонарь качается, как проклятый моряк на нок-рее. Светить особо не светит, греть не греет, но сигнализирует – здесь граница. Если жизнь и рассудок дороги вам, держитесь подальше от неосвещенных переулков закатной порой, когда силы зла властвуют над миром. Там можно потерять не только бумажник, швейцарские самоварного золота часики фирмы «ПоцелуевЪ и сынЪ» и золотые зубы. Не только жизнь, которая хороша сама по себе, без упомянутых принадлежностей. Нет, потерять можно бессмертную душу, которая дается человеку один раз, и продать ее надо так, чтобы не было мучительно больно на раскаленной сковороде по ту сторону добра и зла.
Луна не светит. Ее призрачный потусторонний мертвоцвет не может прорваться через влажную толщу мелкой мерзко-слякотной атмосферы. Пятно желтого света пляшет на тротуаре. Совсем недалеко, за углом, – людный проспект, залитый огнями и радостью. Там мелькают элегантные пары: в мехах и брильянтах, с жемчугами несметной цены на тонких нервных пальцах. Там рокот автомобилей, драки и поцелуи – все это там. А здесь только развевается на карнизе второго этажа красный флаг, и снизу он кажется не символом государства светлого будущего, а дразнящимся, ядовитым языком старого карлика, что распластался на опасном уступе.
Свернувший за угол с проспекта сотрудник, прячущий ослепительно-белый китель с красными петлицами под мешковатым плащом, видит оставшееся со времен батьки Ангела граффити «бей белых, пока не покраснеють, бей красных, пока не поумнеють» и долго непечатно ругается в наступающую тьму.
Отшатнувшись от карлика, он порывается перекреститься (привидится же такое!), но вовремя спохватывается и, козырнув флагу, удаляется нести свою нелегкую вахту. Из тени под свет дохнущего фонаря выходит тоненькая полупрозрачная фигурка. До этого она прижималась изящным телом к давно не штукатуренной стене – подальше от предательского, но такого спасительного лучика в темном враждебном царстве.
Легкое не по погоде платьице промокло насквозь, и высокую полную грудь с затвердевшими сосками почти ничего не скрывает. Неумело наложенная косметика растеклась, превращая и без того огромные глаза в темные бездонные провалы, а корзинка с нераспроданной за день выпечкой беззащитно свисает с локтя.
Девушка дрожит – и даже опытный психиатр насмерть подрался бы с не менее опытным терапевтом в попытке докопаться до истины: отчего же стройное тело с осиной талией бьется, не унимается, в почти конвульсивных приступах. От холода? Да, тонкий ситец не лучшая защита от осенней непогоди. От голода? Да, третий или четвертый день у нее не было во рту маковой росинки, а вся скудная выручка шла хозяину, да матери, да отцу на выпивку.
От страха? Не исключено – доблестный инспектор с тяжелой желтой папкой под мышкой грозился отобрать патент, если увидит ее еще раз, и сейчас спасительная темнота совершила почти чудо, скрыв свою нежеланную дочь от орлиного взора сотрудника. От отчаяния? Тоже возможно. Измученная и истощенная, доведенная до крайности пьянящим безумием сверкающих витрин на проспекте, блеском электрического сна въяве и наркотической темнотой яви в нищенских снах – девушка решилась сегодня, именно сегодня, в день не видной никому полной Луны, раз и навсегда прекратить этот кошмар.
В тайники ее души, в самые отдаленные и сокровенные закоулки проникла плесень старого нового мира, который вернулся из всех щелей, с тараканьей уверенностью и крысиной непобедимостью отряхнулся, осмотрелся глазками-бусинками да и пошел гулять как ни в чем не бывало.
Этому миру не нужны слезы, ему нужны песни. Ему нужны песни и товар, который можно продать и купить. Купить и продать. Продать задорого, а купить как можно дешевле. Желательно – получить даром. Что ж. У нее есть на продажу товар. В корзинке еще осталась выпечка, холодная, как труп снежной девочки. А если этот товар не разойдется: что ж, есть другой. Она решилась. Но если уж и на этот товарец не найдется спроса – что ж? В лиман головой вниз, и вся недолга. «Боже! – думает она и спохватывается: – Ах да, бога нет. Ну, кто-нибудь. Кто-нибудь в этой темноте, кто должен помочь маленькой девочке – помоги мне и спаси меня. Пожалуйста!»
Девушка судорожно прижимает к себе корзинку – и из пятнышка покойницкого света идет к огням большого проспекта. Выходя на тротуар, она начинает высоко выкликать, как малахольная: «Купите бублики! Купиииите бублики! Горячи бублики!»
Она не знает, что из темноты следят за ней. Что сама темнота протягивает к ней свои влажные от измороси и липкие от желания лапки, что белое, и черное, и желтое кружатся под качающейся фонарной лампой в немыслимом танце – не видя друг друга и не чувствуя.
1
В рассказе использованы стихи Я. Ядова (Давыдова), Л. Утесова, А. Вертинского, а также других авторов начала ХХ века.