Сначала всему этому удивлялись, а потом привыкли.
Постепенно привыкли ко многому, что раньше казалось пугающим и чужим: к бурному, коварному, холодному морю, к изменчивой погоде, к свирепым штормам — ко всему, что отличало суровую природу этого острова от привычной, знакомой с детства природы материка.
…А план по-прежнему не выполнялся: то не хватало команд, чтобы всем выйти в море, то часть команд отказывалась идти из-за волнения на море, то, наконец, ударял настоящий шторм, и тогда действительно нечего было и думать о лове. Правда, Антонову нередко удавалось выполнить план. Но неизменный успех сопутствовал только Весельчакову. Он почти каждый день выходил в море и всегда возвращался с хорошим уловом.
На комбинате его побаивались, уважали, но не любили.
По вечерам Весельчаков часами бродил по пустынной пристани, вглядываясь в море.
Однажды Черемных спросил его, что он делает каждый вечер на пирсе.
Улыбнувшись своей наглой и вместе с тем подобострастной улыбкой, Весельчаков ответил, что составляет прогноз погоды. По вечерам от него всегда пахло сакэ — японской водкой.
— Метеорологам не доверяете? — спросил Черемных.
— У меня своя синоптика, — чуть покачиваясь, ответил Весельчаков, — извольте, доложу, а то опять скажут — не хочу поделиться.
Он заложил руки в карманы и продекламировал:
— Сильно? — спросил Весельчаков и, не дожидаясь ответа, продолжал:
Черемных старался понять, издевается над ним Весельчаков или действительно верит в свои приметы. А тот вдруг вытянулся и сказал подчёркнуто официальным тоном:
— Прошу передать эту премудрость товарищу директору. Как бы это сказать — опытом делюсь! Моя синоптика точнее всякой метеорологии.
— Это стишки-то?
— Зачем стишки, — будто обиделся Весельчаков, — у меня система есть. Строго научная. Вот вы мне скажите: почему наши колдуны всё время не то предсказывают?
— Здесь погоды переменные, — уклончиво ответил Черемных.
— А вы всё-таки скажите, — не унимался Весельчаков, — правды-то было процентов на тридцать, не больше?…
— Ну и что из этого? Метеорологи у нас молодые, аппаратура несовершенная.
— Точно, точно! — обрадовался Весельчаков. — Ну, а я их предсказания наоборот переворачиваю.
И Весельчаков, расхохотавшись прямо в лицо Черемных, нетвёрдой походкой пошёл к сопкам.
Метеорология действительно очень часто путала все расчёты.
Каждый вечер Доронин тщательно готовил завтрашний выход в море. Иногда ему удавалось подготовить и укомплектовать людьми до восьмидесяти процентов всего наличного флота.
Но нередко случалось так, что синоптик приносил «штормовое предупреждение», и людей приходилось перебрасывать на другие работы. Обиднее же всего было то, что предупреждения зачастую оказывались напрасными, — погода стояла безветренная и тихая, а люди были уже распущены. С наступлением осени ошибки в прогнозах особенно участились. Доронину это в конце концов надоело. Он решил подготовить показательный массовый выход в море, подвергнуть людей своего рода боевому крещению, как следует встряхнуть их. Фронтовой опыт подсказывал ему, что только в боевой обстановке люди сплачиваются по-настоящему. И он решил дать первый серьёзный бой всему, что мешало нормальной работе комбината, — неорганизованности, боязни моря.
Но этот бой необходимо было тщательно продумать.
Ещё накануне днём Венцов, Вологдина и Черемных получили приказ подготовить к выходу в море максимальное число людей и судов.
Вечером Доронин пошёл к синоптику.
Это был молодой человек, влюблённый в сахалинский климат. Его нисколько не смущало, что этот климат сплошь и рядом играл с его наукой скверные шутки. Он считал, что метеоролог нигде не имеет такого широкого поля деятельности, как на Сахалине.
Прогноз на завтра только ещё составлялся, но синоптик по каким-то одному ему известным признакам был настроен оптимистически.
Однако вскоре принесли прогноз, и он оказался плохим: ветер и дождь. Доронин разозлился и ушёл, хлопнув дверью.