— Люди.
— Какие такие люди? — визгливо закричал Весельчаков. — Шушера разная! За рублём приехали, да взять не умеют. А я умею! Вот на меня зубы и скалят.
— Не все за рублём приехали, — негромко, но твёрдо сказал Дмитрий.
Весельчаков внимательно посмотрел на сына:
— Ты, может, партийный?
— Кандидат партии.
— Так, — внезапно упавшим голосом сказал Весельчаков. — Значит, начальством будешь. Что ж, валяй, тяни отца, прорабатывай…
Дмитрий молчал.
— Твоё здоровье, Дмитрий Алексеевич, — мрачно усмехнулся Весельчаков, поднимая стакан.
Они молча выпили.
— Я знаю, Митя… — заговорил Весельчаков, придвигаясь к сыну. — Виноват я перед вами. Шутка сказать — пятнадцать лет… Только ты на меня зла не держи… Жизнь — штука трудная… Останься, Митя.
— Не могу я здесь работать, когда об отце моем такая слава. Не могу, понимаешь?
— Стыдишься? — зло сказал Весельчаков. — В чистенькие вышел? А мне стыдиться нечего. Я не ворую, людей не убиваю. Тружусь, и мне за это деньги платят. Меня партия не кормит…
— Партию ты оставь! — резко сказал Дмитрий; он встал с кровати. — Прощай.
Весельчаков медленно поднялся. Колени его дрожали.
— Ну, прощай, коли так, — глухо сказал он. — Вот как встретились, значит…
Дмитрий повернулся и пошёл к двери.
— Митя!.. — крикнул ему вслед Весельчаков.
Но Дмитрий уже захлопнул за собой дверь.
Новые суда покачивались в ковше. Рядом с ними японские судёнышки казались убогими и жалкими. Дело было не только в том, что они уже отслужили свой век и наполовину вышли из строя. Дело прежде всего было в огромных технических преимуществах нового советского флота. Снабжённые мощными моторами и новейшим рыболовным оборудованием, советские суда отличались от японских так же, как винтовой пароход отличается от колёсного.
Но странное дело, к чувству радости, которое ощущал Доронин, глядя на сверкающие свежей окраской новенькие суда, примешивалось и какое-то другое чувство. С удовольствием наблюдая за тем, как новые сейнеры и дрифтеры выходят в море, Доронин каждый раз вспоминал о Жихареве и его вёсельных кунгасах. Конечно, пройдёт ещё совсем немного времени, и колхозы тоже получат флот. Главк уже официально сообщил об этом. Но пока что колхозники выходят в море только на кунгасах, да и то по очереди.
И Доронин всё чаще и чаще стал подумывать о том, не отдать ли колхозам несколько новых судов…
«Почему, в самом деле, не сманеврировать? — размышлял Доронин. — С хозяйственной точки зрения это вполне целесообразно, — ведь план рыбодобычи колхозов входит как составная часть в общий план комбината. А с политической тем более: это будет серьёзный шаг на пути к укреплению колхозов».
Нет, он не рассчитывал, что его идея сразу вызовет восторг на комбинате. Он прекрасно знал, что и его люди истосковались по настоящей работе, что им осточертела японская кустарщина, что они с завистью смотрят вслед счастливцам, уходящим в море на новых судах.
Доронин, может быть, колебался бы ещё довольно долго, если бы не одно неожиданное обстоятельство.
Из колхоза вернулся Антонов. В тот же день вечером он явился к Доронину и сказал, что хочет с ним поговорить.
Доронин пристально оглядел Антонова, стараясь угадать, о чём хочет говорить с ним этот высокий худощавый человек со спокойными, чуть прищуренными голубыми глазами, каспийский рыбак, бывший бригадир рыболовецкого колхоза.
— Вот какое дело, товарищ директор, — начал Антонов. — Побывал я в двух колхозах и прямо вам скажу: не могут люди так жить.
Доронин вопросительно поднял брови.
— Вы, товарищ директор, может, не знаете, как на материке колхозные рыбаки живут, так я вам скажу. Вот у нас на Каспии колхоз был… Не скажу — выдающийся, так, средний колхоз… Вы посмотрели бы, как мы там жили. Флота самоходного тридцать единиц. Свой холодильник, засольный цех с гидрожелобами. А здесь что? Вёсельные кунгасы да носилки… Не могут люди так жить!
— Но они не будут так жить, Антонов, — возразил Доронин. — Ведь колхозники прибыли всего месяц назад. Скоро они получат флот и всё необходимое.
— Эх, товарищ директор, — с досадой сказал Антонов, — разве я всё это не понимаю? Но сейчас-то что людям делать? Ведь они сюда трудиться приехали, руки на работу горят, а взяться-то не за что…
Доронин слушал его с волнением. Этого человека беспокоили те же самые мысли, что и его, Доронина.
— Вот меня на новый сейнер назначили, — продолжал Антонов. — Картинка корабль! Машина какая, лебёдка — сети выбирать, кубрик как отделан… А там в шторм на вёслах!..