Положив папку на стол, Доронин сел.
Один за другим посыпались вопросы. За счёт чего директор думает повысить эффективность использования флота? Собирается ли он отдать часть новых, только что прибывших судов или те единицы, на которых до сих пор работал комбинат? Сумеют ли колхозники освоить новые катера, оборудованные по последнему слову техники?
Доронин внимательно слушал, всматриваясь в лица выступавших, и чувствовал, что люди боятся отдать то, чего они ждали с таким нетерпением, и вернуться к вынужденному безделью.
Он спокойно отвечал на вопросы. О том, как повысить эффективность флота, должен подумать весь коллектив и в первую очередь коммунисты. Если уж давать колхозникам флот, то, конечно, новый, вполне пригодный для работы. Колхозники, безусловно, сумеют освоить его, ибо большинство из них работало на материке в прекрасно оснащённых рыболовецких колхозах.
Потом выступили Антонов и Дмитрий Весельчаков. Оба безоговорочно высказались за передачу флота колхозам. Их поддержали Вологдина и даже Венцов.
…Поздно ночью, после собрания, единогласно решившего передать колхозам часть новых судов, когда Доронин писал приказ о порядке передачи, в кабинет вошёл Дмитрий Весельчаков.
Доронин с радостью встретил Дмитрия. Он не ошибся, когда выделил этого спокойного, сильного парня из множества людей, приехавших тогда на Сахалин. Дмитрий не случайно оказался сегодня на собрании среди тех, кто сразу же поддержал его, Доронина.
Весельчаков подошёл к столу. Вид у него был сосредоточенный, глаза глядели в сторону.
— Я… по делу пришёл, товарищ директор.
— Садитесь, — кивнул Доронин на плетёное кресло, но Весельчаков продолжал стоять.
— У меня короткое дело, — сказал он. — Я прошу перевести меня на другой комбинат.
— Что? — Доронин даже привстал от удивления.
— Прошу оформить перевод, — хмурясь, повторил Весельчаков.
— Да что такое произошло?
Весельчаков молчал.
— Сядьте, — настойчиво сказал Доронин. Весельчаков нехотя сел.
— Так что же случилось? — снова спросил Доронин.
— Вы извините меня, — угрюмо сказал Весельчаков. — Сам понимаю, только что прибыл — и вот…
— Погодите, нельзя же так, — прервал его Доронин, твёрдо решивший, что этого человека он с комбината не отпустит. — Вы чем-то недовольны?
Молчание.
— Может быть, квартирные условия? Я обещаю, что в доме, который сейчас строится, вы получите комнату…
Весельчаков нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику кресла.
— Может быть, вас не устраивает заработная плата? Но в путину рыбаки зарабатывают у нас очень большие деньги.
Доронин чувствовал, что его слова бьют мимо цели. При упоминании о деньгах Весельчаков нахмурился, но промолчал. Наконец он поднял голову и твёрдо сказал:
— Я уйду от вас, товарищ Доронин.
Доронин решил сделать последнюю попытку.
— Нельзя же так, товарищ Весельчаков, — сказал он. — Ведь ты коммунист. Давай поговорим откровенно. Не могу же я поверить, что ты хочешь уйти беспричинно?
Весельчаков встал.
— Кончим этот разговор, — сказал он. — Мне и самому… неудобно. Разве я не понимаю… Но только работать у вас не могу. Куда угодно пойду. Пусть на меньший заработок, мне всё равно.
Доронин начал раздражаться:
— Тогда вам придётся поговорить с парторгом. Без его согласия я не могу вас отпустить.
Весельчаков повернулся и пошёл к двери.
— Погодите, Весельчаков, — твёрдо окликнул его Доронин, — я передумал. Я устрою вам перевод.
Весельчаков исподлобья посмотрел на Доронина и вернулся к столу.
— Только прежде чем отпустить вас, — продолжал Доронин, — мне хочется сказать… Я очень верил в вас, Дмитрий Алексеевич. Сам не знаю почему. Там, на пароходе, вы мне сразу понравились. Узнав о том, что вы кандидат партии, я решил во что бы то ни стало заполучить вас к себе на комбинат. Мне казалось, что я не ошибся. Вы первый поддержали меня сегодня на собрании. И теперь вы уходите.
Он замолчал. Весельчаков стоял и крутил пуговицу на своём брезентовом плаще.
— Простите меня, Андрей Семёнович, — тихо сказал он. — Знаю, что виноват. Но только не держите.
— Это не разговор между коммунистами, — вдруг вскипел Доронин. — Вы… вы понимаете, что делаете? Вот вы поддержали сегодня передачу флота колхозам. А теперь в кусты? Что же будут говорить беспартийные? Они скажут: «Ему-то что, он весь комбинат согласится разбазарить, а сам в другое место подастся». Так ведь?
По мере того как Доронин говорил, лицо Весельчакова все более хмурилось. Он покраснел и, оторвав наконец пуговицу, сунул её в карман.