— За бинты спасибо, — поблагодарил шофёр. — А только я пойду!
В его голосе было столько решимости, что, попробуй мы его задержать, он полез бы в драку.
— Где тут ещё палатки есть? — спросил шофёр, надевая полушубок. — Пойду людей собирать.
— Далеко твоя машина? — спросил врач.
— Да вот, недалече, метров пятьдесят от вас.
Врач сорвал свой полушубок с крюка.
— Одевайся, Смирнов! — приказал он.
Я стал тоже натягивать полушубок.
Один за другим мы вышли из палатки. У меня тут же захватило дыхание. Мне показалось, что ветер стал дуть ещё сильнее. Казалось, что он пронизывает насквозь, а острые иглы снега впиваются в тело. С первых же шагов я залез в какой-то сугроб и зачерпнул полные валенки снега.
— Левее держите! — крикнул врач из темноты.
Я повернул на его голос. Идти было очень трудно. Приходилось преодолевать сплошную стену из ветра и снега. Я не мог себе представить, как можно ехать в такую погоду на машине.
Шофёр шёл где-то впереди и время от времени окликал нас.
— Идём, идём, — ворчал врач, — чтоб тебе пусто было!
Мы шли очень долго. Мне показалось, что тут не пятьдесят метров, а целый километр. Очевидно, это так и было: у шофёров своя манера определять расстояние.
Наконец мы пришли к машине. Полуторка стояла, увязнув передними колёсами в сугробе.
— Федюшов, вылазь! — весело крикнул шофёр. — Подмога пришла.
В ответ я услышал голос откуда-то сверху: «Ого-го!» Потом спрыгнул человек.
— Теперь нас пятеро, — сказал шофёр. — Неужто не сдвинем?
— Подкопать надо малость, — предложил Федюшов.
Он вытянул откуда-то из темноты две лопаты и сунул одну мне.
Мы подошли к передним колёсам и стали освобождать их от снега. Моя лопата была маленькой и неудобной, вроде игрушечной.
— Попробую мотор разогреть, — услышал я из темноты голос шофёра.
Я работал без устали. Мне стало до того жарко, что я снял полушубок. Я уже не чувствовал, как снежные иглы вонзаются в лицо.
— Идёт дело! — услышал я голос фельдшера; он откапывал другое колесо.
— Не берёт стартер! — крикнул шофёр. — Крутануть надо!
— Давай ручку, — крикнул врач. Потом я услышал рывки от заводной ручки и отчаянную ругань. — Да она у тебя промёрзла вся! — кричал врач.
— Ещё раз крутаните, — умоляюще отвечал шофёр. — Ну, ещё разок, товарищ военврач!
Затем раздалось ровное тарахтение мотора.
Теперь оставалось главное: вытолкнуть машину на трассу.
Мы остервенело толкали машину, но она не двигалась. Я чувствовал, что с меня катится пот. Я ощущал его липкие струйки под рубашкой. Мы толкали машину и под команду и вразброд, но она будто примёрзла ко льду.
— К чертям! — закричал врач, подходя к кабине. — Иди ложись в постель, а у машины поставим часового. Так до утра без толку пробьёмся.
Шофёр выскочил из кабины.
— Да нет же, товарищ военврач, — сказал он, и мне послышались слёзы в его голосе, — сдвинем мы её, честное слово, сдвинем! Вот погодите, я под колёса постелю. — Он быстро снял полушубок и подпихнул его под правое колесо. — Ну, ещё разок двинем!
Снова хлопнула дверца кабины и затарахтел мотор. Мы снова стали толкать машину. Мне казалось, что мы упираемся в борт с такой силой, что ноги проломят лёд. Внезапно я почувствовал, как борт машины медленно уходит из-под наших рук.
— Пошла! — закричали все. — Пошла!
Машина двигалась. Мы шли за ней, подпирая борт руками. Так мы выкатили машину на трассу.
— Ну, спасибо вам! — крикнул из кабины шофёр. — Я уже не вылезу, боюсь, мотор сдаст. Спасибо вам!
Он дал газ, мотор затарахтел сильнее, и машина, гремя цепями, провалилась в темноту.
— Стой, стой! — неистово закричал врач. — Полушубок оставил, дурья башка!
Он схватил лежащий на снегу полушубок и побежал в темноту.
— Как приедешь — в госпиталь немедленно! — услышал я его голос. Затем загремели цепи.
Он вернулся.
— Ну, пошли, — сказал он усталым, упавшим голосом.
Мы шли молча. Обратный путь показался мне более коротким. В палатке было очень холодно. Печка погасла. Каша в тарелках покрылась тонкой ледяной коркой. Врач устало опустился на топчан.
— Это преступление, что я его отпустил, — вздохнул он. — Каждую ночь я совершаю такое преступление и говорю себе: это в последний раз. И опять то же самое. Я кричу и ругаюсь — не помогает. Нечего тут делать медику! — выкрикнул он злобно. — Смирнов! Растопить печку!