Мы приобрели необходимые ингредиенты для создания магических свитков. Лара была хороша в инскрипции — магии начертания. Свитки позволяли ей записывать заклинания в сжатом виде, ускоряя их произнесение и снижая затраты маны. Используемые материалы имели значение: обычная бумага не подходила, требовались особые зачарованные свитки, чернила из вытяжек маны и кисти из волос манычувствительных магзверей. Забавно, что для обычной письменности здесь использовали магические ручки, а для инскрипции чернила и кисти.
Всё это, разумеется, стоило недёшево. Мы потратили около пятидесяти золотых на двадцать свитков — хорошее вложение в безопасность и эффективность.
После завершения всех дел мы вернулись в таверну, где пообедали и, наконец, отправились в нашу комнату. Лара начала работу над свитками, готовя их на случай будущих сражений. А я занялся сборами. Пусть у нас и немного вещей, но в предстоящем походе пригодится всё. Кто знает, когда мы сможем вернуться домой?
Что я могу сказать? Если обычный человек устал, он просто завалится и уснёт. Но это явно не про нас с Ларой. Молодая кровь кипела и требовала расслабления… другими способами. Похоже, моей полуэльфиечке наконец-то удалось забыть о разговоре с Калиндрой или хотя бы не зацикливаться на нём. Мы слились в поцелуях и прикосновениях, каждый раз, как в первый, и это было прекрасно.
Обняв Лару, прижимаясь к её тёплому обнажённому телу, я расслабился и закрыл глаза.
…А потом — темнота.
Нет, не совсем. Я открыл глаза и оказался стоящим в пустом каменном коридоре. Всё было чересчур… реально. Слишком осязаемо для сна. Слишком детально. Я хлопнул себя по щекам — чувствуется. Больно. Значит ли это, что я наяву? Или это всё же сон, просто какого-то другого сорта?
Коридор тянулся до бесконечности. Холодный ветер пронизывал до костей, хотя стены казались абсолютно герметичными. Каменная кладка — гладкая, будто отполированная. Ни окон, ни факелов. Но почему-то было светло. Тусклый, ровный, неестественный свет заполнял пространство, как в плохо отрендеренной игре.
Голый. Ну конечно. И почему во сне, если это вообще сон, я должен быть обязательно без одежды? Ни брони, ни оружия, ни даже трусов. Да здравствует магия реализма. Я пошёл вперёд, хлюпая босыми ступнями по холодному камню.
Чем дальше я шёл, тем сильнее становилось ощущение… неправильности. Мир будто дышал рядом со мной. Он наблюдал, он знал, что я здесь. И наслаждался этим знанием.
Наконец, в конце коридора — дверь. Старая, деревянная, с потёртыми бронзовыми петлями. Я открыл её.
Комната была погружена в полумрак. Лишь в центре на полу лежала обнажённая женская фигура. Она дышала. Она шевелилась. Она… Лара?
Я знал её тело до мельчайших деталей, до изгибов талии и текстуры кожи. Но её поза, её выражение лица, её глаза и её улыбка — это была не Лара.
— Кто ты? — спросил я, напрягшись.
— Любимый… ты меня не узнаёшь? — голос был похож, до дрожи. Но в интонациях скользила фальшь, как будто кто-то подделал живую эмоцию, не совсем поняв, как она устроена.
— Дешёвые трюки. Прекрати пудрить мне мозги, — произнёс я холодно.
— Вот как? — фигура грациозно встала. Единственный полупрозрачный кусочек ткани соскользнул с её тела, словно подчиняясь её воле. — А по-моему кому-то я понравилась.
Я не шелохнулся. Внутри всё сжалось от отвращения, хотя моё тело (в нём явно завёлся предатель!) отреагировало иначе. Она сделала шаг ближе, её глаза полыхнули неестественным светом. Внезапно она переместилась вплотную ко мне. Пальцы скользнули ниже по животу…
— Скажем так, он у меня… дружелюбный, — процедил я сквозь зубы, с иронией. — Но не обольщайся, эта реакция не для тебя.
— Ах вот как… — прошипела она и за мгновение переместилась за мою спину. Голос стал неестественным, будто в нём звучали десятки чужих голосов. — Неужели… ты не хочешь? Не жаждешь? Не мечтаешь?
— Хочу. Но не тебя, — я развернулся резко. — Всё, что ты пытаешься — манипуляция. Жалкая, дешёвая попытка влезть в мою голову.
— А как же она? — прозвучал голос «Лары», но на лице осталась искажённая ухмылка. — Та, что цепляется за тебя, как утопающая за брошенную доску? Та, что раздвинула ноги, едва почувствовала тепло?
Её смех был отвратительным, скрежещущим, будто кто-то пытался имитировать человеческий голос, но не справился.