— Доброе утро. — На губах Дона появилась ленивая улыбка, улыбка, задевающая самые сокровенные струны ее сердца.
— Доброе утро. — На мгновение ей стало неловко, она почувствовала смущение от того, что этот красивый мужчина лежал рядом с ней абсолютно нагим.
Дон ласково провел ладонью вдоль ее спины.
— Послушай, — прошептал он Авроре прямо в ухо, щекоча своим дыханием нежную кожу.
— Послушать что?
— Тишину, — улыбнулся он.
И только тут она поняла, что ветер затих и за окном светит солнце.
— Буря прошла, — тихо сказала она.
— И это странно, потому что в моем сердце она бушует по-прежнему, — пробормотал он ей все так же на ухо, заставив рассмеяться, а потом, перекатившись, накрыл ее своим телом. — Ты еще больше хорошеешь, когда смеешься. Знаешь об этом? — спросил он, рассматривая сверху ее лицо. — И становишься еще более желанной.
Его губы впились в ее рот, и сердце Авроры опять бешено забилось. Если ночью он обращался с ней с величайшей осторожностью, то сейчас его поцелуй был страстен, а руки, гладившие ее тело, настойчивы. На мгновение, всего лишь на одно мгновение ее тело напряглось. Он немедленно замер.
— Я делаю тебе больно? — В его голосе прозвучала такая неподдельная озабоченность, что Аврора буквально задохнулась от умиления.
— Нет… — Она отрицательно покачала головой.
— Просто иногда ты выглядишь такой беззащитной, такой испуганной. — Он на мгновение умолк, а потом продолжил: — Этой ночью я старался сдерживаться, но мне так хотелось тебя…
Приложив палец к губам Дона, Аврора заставила его замолчать.
— Эта ночь была чудесной, — заверила она, и он ни на миг не усомнился в искренности ее слов.
— Я не напрашивался на комплименты, — по-мальчишески открыто улыбнулся он, целуя кончик ее носа, опущенные веки, мягкие, податливые губы. — И если бы я не знал о Бирне…
— Не упоминай этого имени, — прервала его Аврора срывающимся голосом. — Не упоминай никогда больше, — повторила она, гневно сверкая глазами.
Ей не хотелось, чтобы мысли об Эдвине Бирне оскверняли такие прекрасные мгновения, как эти.
— О, извини меня, дорогая, — простонал он, зарываясь лицом между двух очаровательных холмиков ее грудей.
На какое-то время в комнате воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только стуком их сердец. Неужели он до сих пор верит в то, что она была влюблена в Бирна… и оклеветала его? Этот вопрос мучил ее, но она не желала думать ни о чем, кроме настоящего, и отчаянно пыталась опять расслабиться, прогнать неприятные воспоминания прочь.
Дон снова поцеловал ее, и Аврора ответила на ласки, обхватив руками его тело, притянув к себе. Их губы встретились в обоюдном стремлении друг к другу. Руки его блуждали по ее телу. А она вдыхала его запах, наблюдала за игрой эмоций на выразительном лице. Ей не хотелось закрывать глаза, хотелось все время видеть, что ласкает ее именно Дон, что это он так прерывисто дышит ей в ухо.
Он гладил атласные округлости ее грудей, и под его соблазнительно-искусными ласками они набухали все больше и больше. Пока наконец ее желание не стало почти болезненным. А когда он, склонив голову, сжал сосок своими горячими губами, она вскрикнула.
— Скажи, что ты хочешь меня.
Кожей она чувствовала, как Дон произносит эти слова, пальцы его дразнили ее тело, возбуждающе лаская и поглаживая тут и там, а губы тем временем прокладывали обжигающую кожу дорожку от грудей через плоский живот все ниже и ниже.
— Дон, — судорожно выдохнула она его имя, желая сказать этим все, что он хотел услышать, и застонала в экстазе, когда его пальцы скользнули по ее длинным, стройным бедрам к покрытому золотистыми завитками треугольнику.
Аврора выгнулась как ластящаяся кошка, приглашая его идти дальше. Ей хотелось большего. Она желала Дона так сильно, что не могла больше думать ни о чем другом.
— Как ты прекрасна, — хрипло прошептал он.
Аврора почувствовала на себе тяжесть его тела и выгнулась навстречу ему.
— Аврора, дорогая…
Их тела соприкасались самыми чувствительными местами, делая желание невыносимым. Дон взял ее груди в свои ладони и губами нашел затвердевший сосок.
— Пожалуйста, Дон, — стонала Аврора, ее лихорадило от неудовлетворенного желания. Ей хотелось чувствовать его внутри себя, ощущать себя наполненной им. — Пожалуйста… пожалуйста… люби меня… люби.
Вспышка их обоюдной страсти была столь же бурной и неуправляемой, как бушевавший всю ночь шторм, и столь же теплой и прекрасной, как солнце Карибов. Тело Авроры подчинялось ему безоговорочно и с восторгом. Она принадлежала ему и всегда будет принадлежать — что бы ни случилось завтра.