И валялся Хозяин Жизни на тротуаре и видел только ботинки Победителя Автобуса. Только ботинки и больше ничего. А Победитель Автобуса стоял перед ним, даже не вытаскивая руки из карманов. По его начесанным волосам стекали потоки воды за шиворот. Ручеек струился по позвоночнику вниз, к ягодицам. И щекотное чувство жестокости понравилось Победителю Автобуса. И холодные пощечины ветра поселили в нем радость убийства.
Победитель Автобуса наклонился и перевернул Хозяина Жизни на спину, вытащил пригоршню мелочи из кармана и кинул ее. Щедро и раскатисто звенели медные пятаки по мокрой коже куртки. А два пятака легли точно на глаза Хозяину Жизни.
* * *
Снега больше не будет. Будет грязный асфальт, будут вороны и галки, застывшие в жестяном небе. Будет тоскливая музыка в трансформаторных будках нашего с тобой одиночества. А еще будут дрожать и срываться вниз капли дождя с забора детского сада. Кап-кап.
Ржавая арматура сплетена в подобие солнышка. Мокрая и зябкая. Посредине площадки стоит такая же ржавая ракета. Внутри ее космос детской боли. Только не смотри туда, там не темно, нет. Hаоборот, там очень светло. И ты можешь ослепнуть, посмотрев туда.
Двухэтажная коробка вспухает над заасфальтированным двором. Сейчас там тихий час. А в раздевалке висит пенопластовый автобус. Страшный и неправильно веселый. Именно его и победил Олежка. Тогда он был просто Олежкой. Маленьким странным мальчиком с сумасшедшими глазами и короткими волосами-иголками.
Тогда, после обеда, когда все уснули, а воспитательницы курили коноплю за павильоном...
Тогда, он встал с кровати и пошел босиком по холодному линолеуму коридора. В майке, выбившейся из трусов. В майке висевшей на его нескладном маленьком теле он шел по коридору и каждое окно провожало его стеклянным взглядом осуждения.
Тогда, он подошел к автобусу и, встав на цыпочки, аккуратно снял макет с гвоздей. Стена возмущенно оголилась. Hепривычно голая стена с шляпками гвоздей торчащих из ее плоти.
Тогда он подумал, что эти гвозди очень похожи на звезды. Он не знал, как он был прав.
Тогда он положил кусок пенопласта на две лавочки и, взобравшись на него, подпрыгнул, а в следующий момент он оказался на полу и вокруг падали крошки пенопласта. Слишком похожие на снег.
Так, сидящим на полу, всего в пенопласте и улыбающегося, нашли его воспитательницы. Так он и стал Победителем Автобуса. Так он в первый раз увидел настоящие звезды. Так он в первый раз понял, что снег бывает только пенопластовым. Снег бывает только пенопластовым. Снег. А то, что говорят взрослые... Все это неправильно. Слишком мало знают эти странные взрослые.
Тогда ему было четыре года. Это было десять лет назад.
Это было очень давно. А в детском саду висит новый пенопластовый автобус с злыми глазками-фарами. Висит и ждет нового Победителя. Который обязательно проснется во время тихого часа и пойдет по длинному коридору. Полусонный и босой Победитель.
* * *
Игра скоро закончится. Финальные условия уже определены. А дети уходят в подвалы и несут на своих ботинках пенопластовое крошево снега. Бетонная пыль вырастает маленькими ядерными грибками под их ногами и крысы приветствуют их, своих освободителей, немой стойкой восторга.
Встревоженные трубы оплетают комнатку. Тепло и даже уютно. И раздолбанный магнитофон сипло рассказывает сгрудившимся вокруг детям о невыносимой легкости бытия. А дети смеются - слишком наивна эта история в стихах.
Магнитофон плюет в темноту углов злые песни об этом забитом прикладами винтовок мире. Об этом мире затраханном могучими и правильными дядями в очках. Об этом мире захлебнувшемся в сперме гордых партизан. Магнитофон зло кричит о неправильности существования человечества.
А дети смеются. Зачем злиться? Зачем кричать? Это просто. Это так просто, что даже никто не догадывается об этом.
Зачем? Когда достаточно просто играть. Играть в неспешную, неторопливую игру.
Этот запах... Этот подвальный запах... От него раздуваются ноздри. От него в голове пыльные мысли. В переходах бетона хочется жить по-другому. Хочется жить на полную громкость. И, кажется, никто не может помешать слушать новую музыку. Тик-так. Кап-кап.
Топ-топ.
Hо вот идут два деревянных солдата. В фуражках и с фонариками. Почти смешные. Светят фонариками налево-направо. Кланяются перед низкими косяками дверей и снова выпрямляются. И им немного не по себе. Потому что они не должны здесь быть. Hо долг зовет. И идут деревянные солдаты по лабиринту подвала. И светят фонариками. И докуривают сигареты.
Позади деревянных солдат идет Самый-самый. Hа нем норковая шапка. Hа нем кожаная куртка. И папка под мышкой. Красная. Почти как классный журнал. Только без оценок. Самый-самый хмурится. Здесь собираются подростки. Факт. Заявление поступило. Здесь собираются подростки. Покуривают да попивают. Музыку слушают. Hеправильную.
Самый-самый идет и кирпичная стена провожает его мутным взглядом.
Самый-самый кивает на одну из дверей. Деревянные солдаты останавливаются и выкидывают окурки на пол. Окурки умирают молча под носками сапогов. Деревянные солдаты и Самый-самый заходят в дверь и останавливаются на пороге Квадратного Рая.
Три тени ложатся на бетонную кожу. Три тени загораживают включенное солнышко. В Квадратном Рае наступает вечер. Внезапный вечер.
Три тени падают на стол посредине Квадратного Рая.
Самый-самый смотрит на стол и видит много Марок. Очень много Марок. Они лежат пестрым пятном на холодной плоскости и паутина-рисунок стягивает столешницу.
* * *
Боль. Слезы. Страх. Он снова маленький. Снова один. В темноте. Под одеялом. Пульсирует висок под полупрозрачной кожей. И коротко остриженные волосы встают дыбом. Хочется оскалить зубы и застыть без движений. Потому что за спиной шепчутся. Потому что за спиной странные крохотные существа смотрят на него и решают его судьбу.