— Именно.
Ага! — подумал я про себя, гордясь своей памятью, и весь вечер точно совмещал болезни и пациентов, но потом решил, что Рей Дауи страдает болезнью Хантингтона, однако оказалось, что они с женой недавно переехали в Хантингтон. А у Рея всего-навсего выпадающая грыжа. Вот черт!
Теперь, увидев меня по телевизору, они все вообразили меня миллионером.
— Ну и хорошо тебе платят на телевидении?
— Как сказать, грех жаловаться.
— А на какой машине ты ездишь?
— Если честно, я сам не часто сажусь за руль, обычно за мной присылают машину с шофером, — парировал я, решив не раскрывать, что езжу все на том же ржавом «ниссане», у которого в салоне прямо под ковриком дыра.
— Все еще снимаешь тот домик в Суссексе или подумываешь купить что-нибудь посерьезнее?
Мне иногда кажется, было бы проще каждому на лбу татуировать цифру дохода, чтобы люди не играли в эту сложную игру из двадцати вопросов, выясняя уровень зарплаты собеседника. Впрочем, за телевизионные выступления действительно платили, причем часто гораздо больше, чем я получил бы за целую неделю работы в своей школе.
Мой график в школе всегда был довольно гибким, но я злоупотреблял долготерпением Дорин, раз за разом прося заменить меня. Мы сидели в кабинете Дорин. В отличие от других столов, ее рабочее место не было завалено грудами бумаг. Лампа, телефон и большая плетеная корзина с двумя пыхтящими карликовыми шнауцерами.
— Оголодал, Джимми? — спросила она, разворачивая пару ореховых палочек.
— О-о, с удовольствием. — Обожаю ореховые палочки.
Она выломала грецкие орехи и отдала их мне, а шоколад и суфле пожрали псы.
— Не любят они орехи, — объяснила Дорин. — Странно бывает, правда, дружок? Прежде чем ты пустился во все тяжкие с этой эстрадой, я ведь хотела предложить тебе поработать в новой школе, которую мы открываем в Кувейте.
— В Кувейте? А разве это теперь не часть Ирака или что-то в этом роде?
— Нет, дружок, если помнишь, была серьезная война, как раз чтобы Ирак его не захватил. Мой племянник подыскал мне там здание. Твоя зарплата была бы в два с лишним раза выше. Но теперь тебе вряд ли это интересно, ты ведь у нас перспективный юморист.
— Это, конечно, очень лестно, Дорин, но… честно говоря, Кувейт… Вот если бы, скажем, Объединенные Арабские Эмираты, это другое дело.
— Серьезно? — сказала она.
— Шучу.
— Ну да, понятно. Что ж, твоя основная работа теперь, наверное, там. Так ты останешься на полставки в школе или все же перейдешь на работу получше?
Псы настойчиво таращились на меня. Ждали честного ответа на вопрос.
— Не знаю. Еще как-то не думал. Но не волнуйтесь, я предупрежу заранее.
Зарплата в школе зависела от числа учебных часов, и моей обычно хватало как раз на собачий корм, даже если гости ожидали на обед чего-то получше. Конечно, у меня имелись и другие доходы. Мои запасы в инвалюте уже тянули на небольшое состояние, если бы эти драхмы в монетах и лиры в банкнотах оставались законным средством платежа в своих странах. Доходность прочих моих инвестиций зависела от того, выпадут ли в субботу вечером нужные шесть шаров в игральном автомате. Поэтому когда меня спросили, как я отнесусь к сотрудничеству с рекламным агентством, которому вздумалось снять рекламный ролик с моим эстрадным номером, и сообщили, о каких деньгах идет речь, если я стану лицом рекламной кампании, я серьезно задумался. На съемки уйдет два дня. За те же деньги в школе надо работать шестьдесят два года и три месяца.
«Полмиллиона фунтов» — вот цифра, которую я услышал по телефону. Там были еще другие термины и фразы, всякие «авторские гонорары», «по числу показов», «при возобновлении контракта», но это не так твердо отложилось в моем мозгу, как слова «полмиллиона фунтов». Я попытался представить все, что можно купить на такие деньжищи. Мое воображение не знало границ: на эту сумму можно купить полмиллиона чего угодно в магазине «Господин Один Фунт». Собственно, я мог бы купить сам магазин «Господин Один Фунт», хотя такое долгосрочное вложение вряд ли целесообразно, потому что через несколько лет придется менять название на «Господин Один Евро», а это уже как-то не так звучит, не говоря уж о том, что все цены нужно будет снижать на сорок процентов.
Таких денег мне ни в жизнь не потратить, и я подумал, что солидную часть я бы, наверное, просто раздал. Друзья вечно на мели, было бы здорово с ними поделиться, тогда все их проблемы растаяли бы разом. Я пытался представить лица Нормана, Криса и Дэйва, особенно Нэнси — это так преобразило бы ее жизнь, перестала бы мучиться и купила Тамсин все, что та хочет. А зачем мне куча денег? Купить бы себе нормальный домик и приличную машину, и довольно. Просто дом, машину и кое-какую одежду. И ноутбук, и, может, МРЗ-плеер, только не навороченный, а так. И пишущий CD-привод — здорово ведь записать подборку из любимых песен. Но кроме этих немногочисленных предметов первой необходимости, ничего. Остальное я бы раздал. Всякие вульгарные и шикарные шмотки — это не по мне. Ну да, известно, что водный мотоцикл — это игрушка для богатых, и, понятное дело, мы всегда презирали яппи, которые мотаются на них вдоль берега, а ведь действительно было бы классно проскочить на нем до Брайтона, так что это еще как посмотреть, может, водный мотоцикл — очень даже неплохое вложение денег.
Нет-нет, убеждал я себя, не нужно мне этого барахла. Если и снимусь в рекламе, то ради друзей. Нэнси в девятнадцать родила Тамсин и с тех пор ничего не тратит на себя. Что мне каких-то два дня работы? Я и дольше пахал, чтобы помочь Нэнси. Да и вообще, я еще нигде не снялся. Размечтался! Продюсер из рекламного агентства хотел лишь встретиться со мной и обсудить свою идею.
— Ресторан «Савой Гриль» знаете? — спросил он.
Ничего удивительного, что я не знал «Савой Гриль», хотя звучало очень дорого. Надеюсь, стоимость обеда не вычтут из гонорара. Но оказалось, он имел в виду не обед, а «рабочий завтрак». Это то же, что нормальный завтрак, только не испытываешь чувства вины из-за того, что вместо офиса сидишь в кафе, и с полным правом говоришь о долгих трудовых часах. На восемь утра во вторник у меня действительно были свои планы: я планировал валяться в постели, но испугался, что рекламщики не согласятся из-за моего распорядка переносить встречу.
Я явился до неприличия рано и в одиночестве сидел за столиком, ожидая прибытия свиты из агентства. Изучая других посетителей, я понял, что в «Савойе» нет строгих правил одежды — вопреки моим ожиданиям, поэтому положил меню на стол и стал стаскивать с себя галстук.
— Привет, Джимми, вы нас обскакали, — сказал высокий мужчина в джинсах и футболке, протягивая мне руку. — Я Пирс. — И он энергично сдавил мне пальцы, пока я запихивал галстук в карман пиджака.
Всего их было человек шесть-семь, они представились и заказали кофе с круассанами.
— Кофе с круассанами будете, Джимми?
— Э, простите, я тут пораньше, уже заказал, — сообщил я, и тут же передо мной плюхнули двойную яичницу, бекон, сосиски, кровяную колбасу, грибы, помидоры, печеные бобы и два кусочка жареного хлеба. — Круассаны решил не брать. Стараюсь не есть пшеницы, видите ли. Простите, а эти хлебцы ржаные?
— Нет, сэр, — извинился официант. — Можем подать ржаные, если вам угодно.
— Ладно, не беспокойтесь, — великодушно сказал я.
Так как никто, кроме меня, не ел и я оказался в центре внимания, пришлось старательно выбирать моменты, чтобы засунуть в рот вилку с едой. Но все моменты были крайне неудачные. Когда Пирс спросил: «Ну и как вам ролик, который мы прислали, Джимми?» — я просто поднял брови и изобразил полный энтузиазм, яростно пережевывая колбасу и бекон. Шесть лиц за столом ждали, что скажет гость об их шедевре, а меня беспокоило, не выглядит ли это, будто я нарочно тяну резину из-за того, что мне не понравилось. Я попытался дать подробный ответ мимикой, сочетая серьезное выражение с резкими кивками, но вскоре исчерпал весь свой репертуар и под конец просто издавал набитым ртом извиняющиеся звуки. Это даже вызвало довольно натянутую улыбку у женщины, которая принесла с собой пакетик с травяным чаем.