Мама всегда говорила, что Голливуд — это очень опасное место, которое превращает людей в монстров. Я не утверждаю, что тетушка Нэнси — монстр, но для человека, который беспрестанно болтает о силе солнца, тантрической энергии и переоткрытии собственного рождения, она слишком уж осведомлена о том, что сама же называет индустрией развлечений.
— Сейчас нас не должно волновать, станет Хеллер кинозвездой или нет, — парировала мама. — Стоит побеспокоиться о самой Хеллер и о том, что с ней произошло. Потому что Хеллер все еще является членом нашей семьи, и мы очень ее любим.
Мама и тетушка Нэнси обменялись взглядами — снова шах и мат.
— Так вот, студия, люди, снявшие «Войны ангела», — возобновила рассказ тетушка Нэнси, — хотят, чтобы весь уик-энд до начала премьеры рядом с Хеллер кто-то находился. У нее все расписано: участие в торжественном банкете для прессы, бесконечные публичные выступления, а затем мировая премьера на Манхэттене. Им нужно что-то среднее между дуэньей, телохранителем и компаньоном по трезвости. Я бы сама ее сопровождала, но студия мне не доверяет. И мне удалось вспомнить только одного человека, который не только знает Хеллер, но и не имеет никакого отношения к мерзким персонажам из ее мира. Студия ищет кого-то, кто понимает мою дочь и в то же время готов исполнять обязанности занудной, встревоженной нянечки для подростка. В хорошем смысле.
— Мы имеем в виду тебя, — сказала мама, взяв меня за руку.
Внезапно мои ноги онемели и начали трястись. Я сильно сжала мамину руку и зажмурилась. Все мое тело захотело свернуться в маленький тугой шарик, чтобы избежать паники, будто бы оно могло таким образом укатиться от нее. Я должна что-то сказать, я должна что-то сделать, я должна сделать что-то, чтобы ситуация не стала еще более реальной.
— НЕТ! — закричала я. — Я… я… не могу! Я не буду этого делать! Пожалуйста, не просите меня об этом! Я… я… я не могу!
— Милая, Кейти, все нормально. — Мама тут же обняла меня. — Ты не обязана делать то, что не хочешь. Мы все прекрасно понимаем.
— Я… я… я. — Я делала глубокие вдохи и выдохи, пытаясь разжать онемевшие пальцы. Объятие мамы помогало, но страх не уходил.
— Кейти, я все понимаю, — произнесла тетушка Нэнси. — Мне не следовало сюда приходить.
Я сразу же мысленно вернулась в тот день, когда я последний раз видела Хеллер. День, когда я чуть не умерла. Люди, пережившие авто- или авиакатастрофу, не всегда могут вспомнить детали произошедшего, зачастую они помнят лишь то, как спустя несколько дней очнулись в больнице. Я помнила почти все, особенно страх. Терапевт посоветовал мне оценивать мои панические атаки по шкале от одного до десяти, но почему эта шкала оканчивается на десяти? Десять — ничто. Десять — это когда ты темной ночью остаешься дома одна и слышишь хлопок входной двери. Эта атака заслуживает оценку где-то около тысячи. Потому что это связано с Хеллер.
— Кейти, Кейти, я здесь, ничего плохого не случится, — уверяла мама, крепко обнимая меня, пока я раскачивалась туда-сюда и быстро хлопала глазами в попытке скрыться от всего мира.
— Просто… — начала тетушка Нэнси. — Нет. Все будет хорошо. Должно быть.
— Что? — спросила я, открыв глаза. — Что ты хотела сказать?
— Я знаю, ты ненавидишь Хеллер, — сказала тетушка Нэнси, — и у тебя для этого есть веские основания. Просто — хоть я и не имею права это говорить, но я постоянно об этом думаю — Хеллер в тебе нуждается.
Хеллер ЧТО? Хеллер никогда во мне не нуждалась. Хеллер вообще никто никогда не был нужен. Хеллер была самым независимым, самоуверенным и безрассудным человеком, которого я когда-либо встречала. Хеллер во всех смыслах была моей полной противоположностью. И сейчас она во мне нуждалась?
— Что… что вы имеете в виду? Почему Хеллер во мне нуждается?
— Ну, — заговорила мама, — ты такая милая, дисциплинированная и рассудительная. Мы с твоим отцом очень тобой гордимся. Ты образец для подражания и прекрасная молодая девушка. И ты одна из Синглберри — я просто обязана была это сказать. Ты могла бы подать пример. Просто, быть может, ты могла бы изменить жизнь Хеллер.
Боже мой. Серьезно. БОЖЕ МОЙ. Бог говорил со мной. Вот его слова: «Кейтлин, ты очень хорошая девочка, но этого недостаточно. Ты должна помогать другим. Ты должна протягивать руку помощи. Если ты воистину хороший человек, то должна помогать самым сложным, самым недостойным и самым злым людям на свете. Ты должна помочь Хеллер».
Как я могу ей помочь, когда смертельно ее ненавижу? Она же никогда меня не слушала. Она пьет, принимает наркотики, занимается сексом и бог весть что еще, что-то более ужасное, чем все это вместе взятое, что-то настолько гнилое, низменное и отвратительное, что мой невинный мозг не в силах даже вообразить.
Мама права. Есть только один способ помочь Хеллер. Я сделаю ее одной из Синглберри.
Я перестала раскачиваться, поправила юбку и задрала подбородок, потому что собиралась принять вызов Всевышнего. Прямо как Линнея из «Войн ангела», я собиралась спуститься в недра преисподней и спасти планету, ну, или хотя бы Хеллер Харриган. Может, я и не была ангелом, святой или Жанной д'Арк. А может, и была.
— Я согласна, — с гордостью объявила я, в то же время стараясь, чтобы мое заявление прозвучало самоотверженно и скромно, потому что в действительности я именно такая. — Я помогу Хеллер.
Глава 9
На пути к Хеллер5
Следующие полчаса, пока мама упаковывала в мой чемодан одежду на предстоящий уик-энд, тетушка Нэнси, пребывая в смятении, постоянно бормотала что-то вроде: «А нет ли у Кейтлин чего-нибудь с блестками?» и «Неужели ей правда нужно столько пар гольфов? Разве гольфы — это не пояс целомудрия для голеней?» Наконец мама заставила ее умолкнуть, сказав: «Нэнси, мы хотим, чтобы Кейтлин оставалась собой, а не уподоблялась этим голливудским созданиям с бушующими гормонами. Тем более Хеллер не лишне узнать, как выглядит нижнее белье».
К тому времени, как перед нашим домом остановился огромный черный лимузин, вокруг меня столпилась вся семья. Я путешествовала и раньше — в Брэнсон, штат Миссури, на концерты, — когда мы набивались как сельди в бочке в отремонтированный школьный автобус. Папа купил его много лет назад на местном аукционе, установил ремни безопасности и раскрасил снаружи в наши семейные цвета: бордовый и золотой. По обеим сторонам нарисовал нотный стан и записал имя каждого из нас в виде ноты, добавляя новые знаки по мере появления новых Синглберри. Мы называли автобус «Синглберри экспресс», иногда «Синглбас». Хеллер как-то заметила: «Эта штука выглядит так, будто везет умственно отсталых учеников в хоровой лагерь. И мне кажется, так оно и есть».