Он принял решение, сделал выбор. Но надо еще убедить командира дивизиона.
- Товарищ гвардии капитан. Иван Маркович...
До Бабича не сразу дошла просьба.
- Только погубим всех, - настаивал Алхимов. - А я, мы с радистами попробуем остановить их.
- Та ты що?! - Бабич от внезапного и сильного волнения заговорил по-украински. И смолк, встретив спокойный взгляд. И это - взгляд Алхимова успокоил, восстановив способность трезво и верно оценивать в бою единственно правильный вариант действий.
А командир батареи уже не просил, требовал:
- Подчините мне огонь дивизиона.
Бабич хорошо, очень хорошо знал его. Можно положиться как на себя. И предлагает Алхимов дело, рискованное, но дело. Благоразумно отойти: сберечь людей - не трусость, вынужденная необходимость. И никто не осудит за это, не упрекнет. Они ведь не у прицелов противотанковых пушек, не с бронебойными ружьями, когда стоять насмерть - закон. Они корректируют и направляют огонь тяжелых, далеких отсюда батарей. Без них грозные пушки - слепые машины, обреченные на бездействие. Но оставить подчиненного, а самому... Бабич отвел взгляд. Танков было много, не меньше полусотни. Они рвались на юг, расчленяли оборонительную полосу, заводили клещи. Таранный клин раздвоился на две огнедышащие, ревущие стрелы, на два ромба. Острие правого ромба целилось в них. Бабич сосчитал в отколовшейся группе тринадцать танков.
- Сюда чертова дюжина прет, - произнес вслух Бабич.
Тринадцать танков да еще бронетранспортеров, что следовали по пятам за ними, одним залпом не остановить, а второй залп уже не дадут сделать. Не успеть... Во всяком случае торчать здесь, под кустиками, на открытом взлобке, вдесятером - бесполезно для дела, тактически безграмотно и опасно. На войне все опасно, суть в другом: оправдан или не оправдан риск: Подвергать людей, не себя самого только, серьезной опасности без настоящей необходимости - бездарно и жестоко. Алхимов прав: всем делать здесь нечего. Но вправе ли оставлять ему, Бабичу, даже Алхимова с двумя радистами? Прекрасный молодой командир батареи, отличный артиллерист, да просто славный боевой товарищ, любимец твой, друг...
- Лейтенант Алхимов, уводите людей. Остаюсь я.
Да, обстановка требовала кому-то из них остаться. Во имя общего святого дела. И, если начистоту, оставаться не командиру дивизиона... Бабич до кадра, до реплики помнил кинофильм "Чапаев" и любил цитировать его. Когда Н., еще на Витебщине, по собственной дурости, слегка задело, Бабич в присутствии Алхимова сказал: "Ранило? Ну и дурак! Где должен быть командир?". Сейчас Алхимов напомнил с улыбкой знаменитую чапаевскую фразу:
- Где должен быть командир, Иван Маркович?
"Шутит еще, чертяка!" Жизнерадостность Володи Алхимова, его способность к юмору в самый, казалось, напряженный момент всегда восхищали Бабича. Алхимов опять был прав, всерьез.
- Командуй, - выдавил через перехваченное горло Бабич. - Мы... Командуй, пока мы не зацепимся где-нибудь.
Они даже не попрощались, и Бабич потом стеснительно признался, что больше всего терзался не мыслью, что оставил Алхимова с двумя радистами на верную смерть. На то и война, такая она, война. Терзался и мучился, что не обнял, не пожал руку боевому товарищу, другу. Не простился.
А гвардии лейтенант Алхимов уже не думал ни о ком и ни о чем, не видел ничего, кроме проклятых, ненавистных фашистских танков. Тех, что утюжили гусеницами раненых и еще здоровых, полных соков жизни красноармейцев на страшном капустном поле. Тогда из роты прикрытия дошли до своих одиннадцать, восемь из них - раненые. И под Тосно те же крестоносные танки целиком истребили пушками и пулеметами наступающую стрелковую роту. Когда в роте было уже всего три человека - студент Горного института Женя Попов, ленинградский рабочий Миша Рейнгольц и Алхимов, - его, как временно исполняющего обязанности командира, вызвали в полк.
"Садись, оформляй похоронки", - печально велел начштаба.
Пока Алхимов рассылал скорбные вести во все концы родной земли, тяжело ранили Попова и погиб Миша Рейнгольц...
Прошел блокадный год. В конце сорок второго Алхимову приказали собираться в дальний тыл. В полк поступило распоряжение откомандировать для учебы в артиллерийском училище пятерых солдат и сержантов из бывших студентов. Алхимов пытался отбиться.
"И не трепыхайся, - устало сказал начштаба. - Мне еще четверых подобрать надо. А где, откуда? - Мрачно закончил: - Сам знаешь, сколько вас осталось, добровольцев... Ты в финансово-экономическом учился? Вот, математик, значит, а в артиллерии главное что? Точный расчет".