Эстер. Это Пнина. Я беру пример с нее. В Тель-Авиве делают всякие такие вещи…
Эфраим. Н-да… Ну что ж… Приступим, как говорится… (Не знает, как продолжить.) В жизни своей я еще не устраивал сватовства с мороженым в руках! Кто-нибудь вообще, я имею в виду – во всем мире, приступал вот так к сватовству? Что делать?.. Может… (Хочет избавиться от мороженого, но не решается выбросить.) Нет, я не могу. Там у нас ничего зря не бросают, верно?
Эстер. Мы теперь здесь, а не «там у нас».
Эфраим. Совершенно верно – здесь и еще раз здесь! Однако же… Это «там у нас», оно, знаете, выглядывает… из всех щелочек… Есть другой выход, вот!.. (Решительно принимается за мороженое, не оставляя тем не менее разговора.) Итак… Да! Сватовство. Мы уже говорили… Начали обсуждать… Рав… Я не должен перечислять вам его достоинств: большой ученый, член религиозного суда, всеми уважаемый… (Справляется наконец с мороженым.) Вот, я с ним покончил! Мигом, правда?
(Утирает лицо, отряхивает одежду.) Он тоже желает покончить с этим делом побыстрее – чтобы обручение и сразу свадьба. Он уже полгода как овдовел.
Эстер. Два года.
Эфраим. Простите?
Эстер. Вы. С тех пор, как вы овдовели…
Эфраим. Да. Я… Да… Вы знаете, как выражаются о сапожниках? Что они всегда без сапог. Но я моложе его. У меня есть время. То есть так принято считать… Как будто… Ему-то уже недолго осталось. То есть пусть себе живет до ста двадцати! Что нынешним днем не сделал… не успел, как говорится… То есть нынешней ночью… Простите, эти мои шуточки, они тут абсолютно неуместны. Короче говоря… Вы ему нравитесь. Любовный напиток и прочие обобщения… Тем не менее, как сказано о дереве, которое прекрасно своим видом… Главное же, что вы женщина богобоязненная, примерного поведения, хорошая хозяйка и с добрым сердцем.
Эстер. На сердце у меня горечь…
Эфраим. Да, оно и понятно – когда нет детей… Но для него это будет благословение – без детей. У него уже правнуки имеются. Вы будете печься исключительно о нем, о Торе то есть, чтобы он мог без помех погрузиться в изучение Торы.
Эстер. Моя мука будет ему благословением…
Эфраим. Простите?.. Да, можно взглянуть на это и так: но он будет вам утешением в ваших страданиях.
Эстер. Он не будет!
Эфраим. Что?.. Да, я понимаю. Но это будет исполнение заповеди. Он так и сказал: Господь зачтет мне эту заслугу… Ввести то есть вас в дом…
Эстер. У него и помимо меня хватает заслуг перед Господом.
Эфраим. Да, вот именно. То есть…
Эстер. Как зовут малышку?
Эфраим. Простите?
Эстер. Вашу девочку. Младшую. Я ее на улице видела, мне показалось, она простужена.
Эфраим. Да, Сара, Сарочка. Они там вечно оставляют окна открытыми, постоянный сквозняк! Сестра приходит ко мне помогать, но это, конечно… (Умолкает, смотрит на нее.) Так что же ему ответить – раву? В смысле, когда помолвка, когда свадьба?..
Эстер. Зачем вы хотели встретиться со мной в Тель-Авиве?
Эфраим. Простите?
Эстер. Пнина говорит, это неспроста. И к тому же не в доме. Это тоже неспроста.
Эфраим. Да, верно. Правда. Так легко просить за других, а за себя трудно. Вы отважная женщина.
Эстер. Я тону – я утопаю в этом море!
Эфраим. Я вас не понимаю…
Эстер (слегка приуныв). Это Пнина так сказала… Не обращайте на меня внимания.
Эфраим. Я… Вы подумайте! Я видел вчера сон. Лег после обеда немного отдохнуть… Вздремнул… у бабушки Хавы… Как будто мы договорились собраться там – не у нее в лавке, а рядом, в винном магазине дяди Зейделя, моего дяди Зейделя… Он, знаете, имеет обыкновение пропустить в пятницу после микве стаканчик чистого спирта – чтобы и внутри было чисто, – так он говорит, эдакий педант!.. Две их лавки рядом, вы знаете.
Эстер. На улице Геула.
Эфраим. Да, а во сне там будто стояла бабушкина кровать. И вот я вхожу и вижу… Извините меня, но я вижу, что на мне одно исподнее. Вот как встал со сна… А брюки я будто держу в руках. Почему вдруг? Взрослый человек, сват, и идет к бабушке в таком виде… (Умолкает.)
Эстер. И это все?
Эфраим. Это только начало! (Вскакивает вдруг.) Уже поздно…