Надо быть слишком подло влюбленным в себя, чтобы писать без стыда о самом себе. Тем только себя, извиняю, что не для того пишу, для чего все пишут, т. е. не для похвал читателя.
— Влюблялись ли вы в женщин?
— Только однажды. Ее звали Пат.
Когда-то давно я написала стихи:
Я сидела одна в четырехэтажном особняке моего агента, который пригласил меня пожить у него, то ли из-за любви к славянам (он был венгр), то ли думая заработать на мне деньги (второе — более вероятно). Багаж не обременял меня.
Я вырвалась на свободу. Попутный ветер благоприятствовал. Мои матросы пили водку, ругались, но во время шторма не теряли присутствия духа. Мы шли по курсу и, молчаливые в своей уверенности, знали, что золотое руно достанется нам. И все же, капитану было тоскливо. Его худое тело, завернутое в капустный лист, слезливо косилось по сторонам. Его рубашка из крапивы была несвежей. Он не ел почти трое суток, но голод, как бы чтя его горе, заткнулся и обещал заснуть до истеричного выкрика «Земля!» Земля…
Успокоенный джином и штилем, капитан задремал.
— Капитан! Капитан! Вы — куколка в белом коконе. Ваши мама и бабушка были бабочками, а вы убежали из дома от своего мужа.
— Неправда, я вывелся из своего мужа, он хотел убить меня своей землей, он изобрел аппарат реальности, назвав его правдой. И тогда кто-то подарил мне равнодушную шапку.
— Равнодушную шапку, капитан?
— И пальто.
— Василий Петрович, вы ведь знаете, как они жили, расскажите.
— У нее был муж, дом…
— Ничего не понимаю… Почему, почему они расстались, она же любила его?..
— Называть эту клеть, кишащую тараканами, домом было бы слишком пышно. Скорее, это походило на разгороженный вольер для индийских курочек. Называть женоподобного поэта мужем тоже странно. Его образ с этим словом никогда не вязался. В шутку она ему говорила, что он напоминает ей ее кузину Аду. Надо признаться, что подобное сравнение ему не льстило. Слово «муж» она ненавидела. Да и вообще, представления о замужестве у нее были слабые. Она относится к числу тех женщин, которые всегда остаются любовницами. Он и был ее любовник, друг, единомышленник, если хотите, брат, но не муж. Пожалуй, он не смог бы защитить ее даже от гуся, если бы последнему вдруг захотелось на нее напасть.
Она сбежала от него потому, что… Наверное ей и самой было бы тяжело сказать правду. Что может быть тяжелее, чем сказать правду! Она просто вдруг не смогла его больше видеть и все. Всем своим существом он являл ее прошлое. Но ее прошлое было убито в ностальгии о будущем, его место исчезло. Струсила, струсила впервые в жизни, и он был свидетелем ее трусости. Она сбежала от него, как бегут от ужаса. Так во сне испытавший страх понимает, что ног ему от земли не оторвать. Лес ужаса мчится на него… а ног от земли не оторвать…
Его соревнования с ней, до сих пор веселившие и лишь иногда раздражавшие ее, теперь выплескивались злобой. В спортивные состязания уже входила не одна литература, а также красота рук, ног и задницы. Его ревность, что она вдруг стала работать моделью, доходила до абсурда. Впрочем, она сама была виновата. Думаю, что ее презрение к нему стало настолько явным, что скрывать не могла, да и не хотела. Женщина-ребенок, — такой она и останется до конца дней своих.
Кажется, она кому-то жаловалась на него. Богу или кому-то еще, — я не знаю. Она была типичной язычницей, попавшей в христианство, и, поверь, для нее что Христу молиться, что Диане, — было одно и то же. Думаю, что где-то Диана была ей и ближе, и понятнее, плюс — в глубине души своей она есть и будет девственница. Что такое грех — она не знает, поэтому грешит — как воду пьет…
Одну из ее молитв в то время я могу себе хорошо представить:
— О! Ты! Некий! Насыть честолюбие сына своего! Опубликуй все его книги, пусть его уязвленное эго будет на всех обложках книг и журналов! Пусть он станет миллионером, бильонером, эрой, верой, землей, воздухом, солнцем, героем, богом и, наконец, просто мужчиной.
Он обвинит ее в предательстве (так зима и лето обвиняют в предательстве вечнозеленое растение). Она его — в отсутствии мудрости, совершеннейшем непонимании ее и ее каких-то женских глупостей и претензий, которые явно достались ей от Луны.