Конни продолжала безмятежно изучать свои карты.
– Еще один шанс! – Она говорила с авторитетом греческой сивиллы. – Пробуете еще раз – выигрываете. Не пробуете – проигрываете.
Патти склонилась через плечо Конни, горячо желая добавить спасительный совет.
– Эта высокая молодая леди слишком… – Она заколебалась в поисках подходящего выражения, – слишком важничает. Слишком командует. Вы заставите ее передумать. Понятно?
У Конни при взгляде на круглолицего полнощекого валета бубен неожиданно возникла новая идея.
– Я вижу другого мужчину, – пробормотала она. – Рыжие волосы и… и… толстый. Не очень красивый, но…
– Очень опасный! – вставила Патти. – Вам нельзя терять времени. Он скоро придет.
В основе этой подробности не было ничего, кроме чистой фантазии и валета бубен, но случилось так, что юные цыганки коснулись открытой раны. Это было точное описание жившего в соседнем городке некоего богатого молодого человека, который осыпал мисс Джеллингз знаками внимания и которого мистер Гилрой ненавидел всей душой. Весь тот день на фоне воспоминаний, сомнений и душевных мук маячила перед ним пухлая физиономия его воображаемого светловолосого соперника. Мистер Гилрой был здравомыслящим молодым бизнесменом, свободным, как большинство ему подобных, от всяких предрассудков, но, когда мужчина влюблен, он готов поверить в любое предзнаменование.
Он пристально смотрел на знакомый кабинет, угольные сараи и здание электростанции, желая убедиться, что по-прежнему стоит на твердой почве здравого смысла. Затем его взгляд, полный тревожного, умоляющего недоумения, вернулся к его неожиданным посетительницам.
Они продолжали изучать карты, сдвинув брови в попытке еще больше напрячь свое воображение, чтобы добавить несколько дополнительных подробностей. Патти чувствовала, что полученные от него пятьдесят центов честно заработаны, и думала о том, как плавно завершить беседу. Она понимала, что в своем дерзком розыгрыше они зашли слишком далеко, чтобы под конец вдруг объявить, кто они такие, и попросить отвезти их домой. Теперь единственным выходом было сохранить инкогнито, убежать и найти другой способ вернуться в школу – во всяком случае, у них был доллар, чтобы оплатить свое путешествие!
Она подняла глаза от карт, мысленно формулируя завершающую фразу.
– Я вижу хорошую судьбу, – начала она, – если…
Ее взгляд скользнул мимо собеседника в открытое окно, и ее сердце дрогнуло: на расстоянии не более двадцати футов от них из своего экипажа безмятежно высаживались миссис Трент и мисс Салли, явившиеся с жалобой на новое электрическое освещение в школе.
Патти судорожно впилась пальцами в плечо Конни и прошипела ей в ухо:.
– Салли и директриса! Быстро за мной!
Она одним взмахом собрала карты и встала. Ускользнуть через дверь было невозможно: в приемной уже слышался голос директрисы.
– Прощайте! – сказала Патти, подскакивая к окну. – Цыгане зовут. Мы должны идти.
Она влезла на подоконник и спрыгнула с высоты восьми футов на землю. Конни последовала за ней. Обе были способными ученицами мисс Джеллингз.
Мистер Лоренс Гилрой с разинутым ртом остался стоять, глядя на то место, где они только что были. В следующее мгновение он уже любезно кланялся директрисе Св. Урсулы и усердно старался сосредоточить свой затуманенный ум на обстоятельствах короткого замыкания в Западном крыле.
Патти и Конни вышли из вагона конки – оставив в нем множество заинтересованных их видом пассажиров – на перекрестке, не доехав до школы. Они проследовали вдоль школьной ограды, пока не оказались напротив конюшен, и скромно приблизились к заднему крыльцу. Им повезло: они не столкнулись ни с кем более опасным, чем кухарка (она дала им имбирных пряников), и наконец достигли своей комнаты в Райском Коридорчике, ничуть не пострадав от своего приключения… и с девяноста центами чистой прибыли.
Когда наступали долгие светлые вечера, промежуток между обедом и вечерними классами в Св. Урсуле заполняли уже не танцами в холле, а общим весельем на лужайке перед домом. В эту субботу вечерних занятий не было, а потому никто не заходил в помещение – все оставались на открытом воздухе. Школьный год почти завершился, предстояли долгие каникулы, и девочки кипели не меньшим весельем, чем шестьдесят четыре резвых ягненка. Игры в жмурки, в «свои соседи», в пятнашки проходили одновременно. Хор на ступеньках гимнастического зала распевал «Цыганскую дорогу», заглушая меньший хор, собравшийся на парадном крыльце. Пять или шесть девочек рысцой бегали вокруг крикетной площадки, катая обручи, а разрозненные группы гуляющих встречались на узких дорожках, приветствуя друг друга радостными возгласами.