— Ты видел это? — Бриан обратился к своему другу.
— И видел, и слышал, — ответил Мальваузен. — Это один из оруженосцев самого короля Ричарда Львиное Сердце и сынок одного из соседей моего брата Филиппа. Владения его папаши Седрика Ротервудского как раз рядом с землей моего брата. Теперь этому мальчишке пожаловали рыцарство.
Альберт сплюнул на землю и снова закрыл забрало шлема.
— Пойдем, брат Бриан, покажем этим выродкам, кто есть истинные победители и хозяева на этой земле! — глаза Альберта сверкнули недобрым огнем, но к удивлению самого Бриана, его друг не был столь сильно разозлен подобной выходкой молодого саксонца, как он сам. В душу Бриана закрались подозрения. Он видел, как еще утром его друг провожал взглядом ту самую девушку с кувшином… Неужели?! Нет. Даже если его собрат и совершил подобный проступок, он не позволит какому-то выскочке ставить под удар репутацию ордена.
С этими мыслями Буагильбер направился к ристалищу. Вызов был брошен.
***
Несколько десятков труб сразу огласили начало турнира. Рыцари сразу разделились на две партии. Первая, те, кто по своим собственным убеждениям примкнул к лагерю Ричарда Львиное Сердце, большинство из них было саксами. Вторая партия состояла сплошь из рыцарей Храма и французской знати.
В рядах храмовников все делали ставку на Бриана де Буагильбера как самого искусного бойца. Конрад де Монсеррат сам подошел к Бриану перед боем и пожелал ему победы.
Глаза самого грозного рыцаря выцеливали в толпе противников на противоположной стороне ристалища заветный щит молодого саксонца.
Бриану нетерпелось свалить наглеца с лошади, и если придется, проучить на всю оставшуюся жизнь зарвавшегося мальчишку.
Альберт де Мальвуазен был также в первых рядах тех участников, кто должен был открыть состязание. Его темно-зеленые глаза выражали какую-то странную радость и блестели в предвкушении свежей крови.
Никого не удивило участие в турнире и самого короля Ричарда. Восседая на гнедом массивном коне, он уже взялся за копье и встал в первый ряд с остальными саксонскими воинами. Его доспехи были украшены золотой насечкой, а шлем венчала небольшая золотая корона и греб Плантагенетов.
Конрад поднялся на крытый помост, располагаясь рядом с Ги де Лузиньяном. Еще несколько мгновение и трубы снова зазвучали, оглашая начало поединка. Сенешаль дал сигнал. Кони понеслись во весь опор, неся на себе своих всадников.
Кровь снова полилась рекой… Воины, не знавшие пощады, с ожесточением бросались друг на друга, словно каждый желал тот час же отправиться своего соперника на тот свет.
Спустя некоторое время ристалище пропиталось кровью, смешав в едином бою цвет христианского рыцарства.
На какой-то момент противником Мальваузена оказался сам Ричард, он был гораздо сильнее и плотнее более молодого Альберта. Храмовник, несмотря на то, что копье его уже было сломано, превосходно держался в седле и умело управлял своим конем, ловко уворачиваясь от ударов противника. В какой-от момент Мальваузен отвлекся, его взору предстал его собрат Бриан де Буагильбер, дерущийся в самой гуще среди саксов. Неожиданно недалеко от него он заметил того самого молодого Уилфреда, который, несмотря на свой возраст очень умело расправлялся с противниками.
Оставалось совсем немного и спина Бриана была бы беззащитна, если бы не Альберт, который резко развернул коня и бросился на помощь своему другу, выкрикивая клич рыцарей ордена Храма.
Оттеснив одним взмахом меча Уилфреда, он продолжил наносить удары, но по какой-то несчастливой случайности Альберт выронил свой щит и теперь защищался лишь одни мечом. Это не укрылось от Бриана. Он довольно быстро расправился со своими соперниками, опрокидывая на землю то одного, то другого приспешника Ричарда, пока нос к носу не столкнулся с ним самим.
Завязался тяжелый бой. Противники были равны по силе, ловкости и боевому искусству. Многие рыцари и с той и с другой стороны останавливали бой, чтобы посмотреть на исход столь важного поединка. И вот, спустя несколько мгновений, все они наблюдали лишь за двумя сражающимися фигурами.
Ричард Львиное Сердце и Бриан де Буагильбер сошлись на ристалище, никто из них не хотел уступать другому. Наконец, переломав по три копья каждый, общий бой снова продолжился. Победителей не было.
На этот раз преимущество было у Уилфреда, Альберт, по неизвестным причинам, так и не подобрал свой щит, не дал сигнал оруженосцам нести новый. Он был так увлечен созерцанием боя с Ричардом, что позабыл о своем присутствие на ристалище. Неожиданный удар и раненный рыцарь храма повалился на горячий песок.
— Альберт! — громкий глухой голос Бриана раздался, разрывая звуки лязга мечей и щитов. Меча молнии своими темными глазами, он во весь опор помчался в сторону, туда, где не шевелясь лежал его друг и брат во Христе.
— Саксонское отродье! Бейся! — его голос был обращен к Уилфреду Айвенго.
— Я к твоим услугам Буагильбер! — ответил тот, направляя своего коня навстречу Бриану. — Возьми свежее копье!
Несмотря на душившую Бриана злость, он все же дал сигнал оруженосцу подать ему новое копье, на кону была честь ордена и его собственная.
Пришпорив коней, всадники снова ринулись в бой…
Внезапно Бриан почувствовал, что седло под ним начинает ездить туда-сюда, но останавливать коня было уже поздно. Подпруга не выдержала столь сильного напора и лопнула в самый неподходящий момент.
Храмовник упал с коня вместе с седлом и полным боевым вооружением. Выпутавшись из стремени, Бриан вскочил на ноги и выхвати свой меч из ножен. Но, как бы ни было для него прискорбно, сенешаль успел возвестить конец турнира.
Все было кончено.
Не прикоснувшись к своему противнику ни копьем, ни мечом, Бриан де Буагильбер проиграл сражение на глазах у изумленных рыцарей, своих собратьев и ликующих сторонников Ричарда. Тем временем, Мальвуазена уже уносили с ристалища.
Не в силах вытерпеть подобное унижение, Буагильбер бросился, изливая проклятия, на Уилфреда, лишь нескольким воинам, стоявшим не так далеко, удалось оттащить его от молодого сакса.
Свершилось. Уилфред Айвенго, и сам того не подозревая, перешел дорогу одному из самых могущественных рыцарей ордена Храма, опорочив его честь и выставив на всеобщее посмешище самого прославленного воина, тем самым записав себя в смертельные враги.
Сторонники короля Ричарда и саксы ликовали, распевая застольные песни и наполняя кубки вином и свежим элем.
— А этот парнишка в одно мгновение нажил себе очень серьезного недруга. Если мне не изменяет память — это один из любимчиков самого короля Ричарда. — вкрадчивый голос Мориса де Браси был обращен ни к кому иному как к Конраду де Монсеррату, сидевшему поодаль от короля Ричарда. Его галаза горели от злости и досады.
— Это только начало, сэр Морис, только начало. Еще немного, и Ричард быстрее сдохнет, чем сможет доказать свое право на английскую корону, — ответил он, осушая кубок с вином. Прищурившись он и внимательно вглядывался в черты молодого Уилфреда.
В этот вечер, после злосчастного турнира, Бриан де Буагильбер, как и многие рыцари-тамплиеры, не пошел на пир. Он направил свои уставшие стопы в дом своего раненного друга и соратника Альберта де Мальвуазена.
Комментарий к Акра. Необратимые последствия. Часть вторая. Уилфред Айвенго
Музыкальное сопровождение и пояснения:
1.Молитва рыцарей:https://www.youtube.com/watch?v=0_4WWf9MT9s&list=RD0_4WWf9MT9s&start_radio=1
2.Враги:https://www.youtube.com/watch?v=IfTuvH8j8mo
3.Турнир:https://www.youtube.com/watch?v=p-4kNaeUVq8
*Beauséant - (bauceant, baussant и т. д.) — боевой флаг (vexillum belli) тамплиеров в XII и XIII в.в. Французский хронист XIII века Жак де Витри в 1220 году упоминает baucent и объясняет, что чёрный и белый цвета символизируют непримиримость к врагам и доброжелательность к друзьям.
Согласно уставу ордена, каждый отряд рыцарей (eschielle) имел свое знамя. В бою знаменосец был обязан избегать прямого контакта с противником; кроме того, на охрану знамени выделялось от пяти до десяти рыцарей. Братьям-рыцарям запрещалось под страхом изгнания из Ордена покидать поле боя, пока там развевался хотя бы один Beauséant. Если все знамёна были потеряны, братья-рыцари должны были собираться к знамени госпитальеров или любому другому христианскому знамени. Думать о спасении собственной жизни дозволялось только в том случае, если на поле боя не оставалось ни одного христианского знамени.