Согласно уставу ордена, каждый отряд рыцарей (eschielle) имел свое знамя. В бою знаменосец был обязан избегать прямого контакта с противником; кроме того, на охрану знамени выделялось от пяти до десяти рыцарей. Братьям-рыцарям запрещалось под страхом изгнания из Ордена покидать поле боя, пока там развевался хотя бы один Beauséant. Если все знамёна были потеряны, братья-рыцари должны были собираться к знамени госпитальеров или любому другому христианскому знамени. Думать о спасении собственной жизни дозволялось только в том случае, если на поле боя не оставалось ни одного христианского знамени.
========== Акра. Необратимые последствия. Часть третья. Бриан де Буагильбер. ==========
«Когда гремит оружие, законы молчат.» Марк Туллий Цицерон
Бриан направился прямиком в дом Альберта Мальвуазена. Он знал, где тот располагается, а слуги Альберта знали Буагильбера в лицо, поэтому сразу пропустили его.
Один из оруженосцев Мальвуазена проводил Буагильбера на верхний этаж дома. Здесь были личные покои рыцаря, и сюда никто не входил, кроме его доверенных лиц и одного сарацинского преданного слуги.
Зайдя в большую богато убранную комнату, Бриан несколько оторопел. Его друг и собрат полусидел, полулежал на кровати под красивым прозрачным легким балдахином. Резное окно было слегка приоткрыто, оттуда просачивался свежий ночной воздух. Сам Альберт был тщательно перевязан, его левая рука была в деревянном лубке, а рядом с ним сидела та самая кареглазая девушка, которую храмовник видел еще утром.
Теперь на ней не было тех скромных лохмотьев. Одежда ее была довольно роскошной, а старое покрывало сменилось красивым длинным расшитым шелковым платком. Девушка сидела рядом и то и дело подавала питье Мальвуазену.
Сам рыцарь, несмотря на раны, широко улыбался и что-то говорил девушке, он изредка брал ее за руку и целовал. Она немного смущалась и снова подавала Альберту отвар из укрепляющих трав.
Бриан немного опешил от увиденного и задержался в передней части комнаты, которая была отгорожена большой резной ширмой из слоновой кости. До его слуха донеслось очень нежное воркование Альберта на местном языке.
— Мое счастье, что бы я без тебя делал, — легкий поцелуй.
— Тебе надо лежать, мой господин, — нежный девичий голос отвечал ему.
— Я тебе не господин, а скорее сам твой раб, мое сокровище, моя Амаль, — Альберт потянулся к девушке, чтобы поцеловать ее, но та очень осторожно вернула рыцаря обратно на ложе.
— Прошу тебя, господин, тебе нужен покой — уговаривала она Мальвуазена.
— Хорошо, хорошо, моя радость, я теперь доставляю тебе столько хлопот… — продолжал рыцарь, все же поймав тонкие руки девушки и прижав их к себе для нового поцелуя. — Клянусь богом, я не хотел так… Я с ума по тебе схожу еще тогда, когда увидел тебя в первый раз после освобождения Акры, — глаза Альберта горели огнем, он пожирал Амаль глазами словно голодный волк, но расслышав присутствие кого-то еще остепенился.
— Проходи, брат Бриан, — легкая улыбка снова тронул его губы. — Рад, очень рад тебя видеть. Я думал ты на пиру.
— Ко всем чертям этот пир! А ты неплохо устроился, как я погляжу, — довольный тем, что его друг не в таком уж и безнадежном положении, Бриан прошел дальше и присел в кресло, которое стояло рядом с кроватью.
— Познакомься, — Альберт снова поцеловал руку девушки. — Это мой друг и брат по вере, самый могущественный рыцарь и самый преданный друг, сэр Бриан де Буагильбер. Не бойся. А это мое сокровище, мое счастье, моя Амаль.
Мальвуазен просто светился как начищенная до блеска медная лампа.
— Значит это молодой сакс Уилфред все же оказался прав. Ты и эта девушка… — начал де Буагильбер.
— Амаль, любовь моя, хватит с тебя на сегодня забот, ступай отдыхать. Я приду чуть позже. Если заснешь, я не буду тебе мешать, — ласково, словно напевая песню, Мальвуазен обратился к сидящей подле него девушке. Та кивнула и хотела пойти к себе, как рыцарь снова притянул ее к себе и поцеловал. — Теперь иди.
Амаль быстро пошла к себе, — ее покои располагались в следующей комнате и соединялись дверью с комнатой Альберта. Как только дверь за ней закрылась, Буагильбер сел к своему друг на кровать и жестами выразил свое недоумение.
— Не ты ли мне всегда твердил об осторожности в подобных делах? — глаза Бриана округлились.
— Я люблю ее, Бриан, — твердо и серьезно ответил Мальвуазен, отпивая немного отвара.
— Я могу понять тебя, Альберт, но она совсем еще ребенок… — Бриан не хотел спорить со своим другом по такому поводу.
Не совсем, ей пятнадцать, и потом, я не собираюсь оставлять мою малютку здесь, она поедет со мной во Францию, — Мальвуазен приподнялся и попытался присесть на кровати. Бриан тут же помог ему, подложив под спину еще одну подушку.
— Ты с ума сошел? Ну, допустим, здесь на Востоке этому никто не удивится и не осудит, а там? Или ты решил оставить орден из-за какой-то смуглой девчонки? Их полно здесь, вон — выбирай любую для развлечений! Ты не рядовой рыцарь, Альберт, и не послушник! — Буагильбер знал, что все имения теперь принадлежали ордену, но Мальвуазен мог ловко утаить часть своих земель и хитростью, не без помощи своего брата, оставить родовой замок за собой.
— Она не развлечение! — ответил он понизив голос, темно-зеленые глаза снова сверкнули недобрым огнем. — Я люблю ее, и она поедет со мной, я так решил. Никто не сможет ее обнаружить в моем французском поместье. Моя Амаль будет счастлива и не одинока, как и я. Понимаешь, мое сердце еще ни разу не обжигала любовь, любовь к женщине. Она единственная, кто вызывает во мне подобные чувства…
— Не знаю, что ты затеял, дружище, но я рад, что тебе лучше, — Буагильбер снова поднес ему кубок, на этот раз с вином.
— Что Конрад? — спросил Альберт, отпивая небольшими глотками.
— Злой и досадует, что мы упустили победу над Ричардом и саксами, но еще хочет взять реванш. Он что-то задумал, — Буагильбер прищурился, словно пытался разглядеть что-то вдали. — Что-то назревает и сдается мне, нам лучше убраться подальше из Палестины еще до. Да и капитул… Место магистра ордена пустует.
— Что ж, Бриан, тебе и карты в руки. Я буду голосовать за тебя, — улыбка снова озарила бледное лицо. — Уже поздно, оставайся у меня ночевать.
— С удовольствием, тотчас же завалюсь спать, — усмехнулся Бриан, допивая вино из своего кубка. — А ты что будешь делать?
— Пойду к своей Амаль, если она уже спит, не буду ее трогать. Малютка со мной весь вечер провозилась, — лицо Альберта снова приобрело какой-то странный мечтательный вид.
— Тогда, доброй ночи, Альберт, — Буагильбер похлопал Мальвуазена по плечу и направился в отведенные ему покои.
В эту ночь, несмотря на усталость и досаду от проигрыша, ему не спалось. Его мысли вдруг перенеслись в его прошлое. Воспоминания о жизни до ордена отчетливо рисовали картины в его памяти.
***
Двадцать лет назад…
— Наконец-то ты вернулся, сын мой! — немолодой мужчина, с темными внимательными глазами, обнял своего сына. Это был человек крепкого телосложения, высокий, темноволосый с проседью, в дорогом, длинном, тяжелом плаще опушенным мехом. Когда-то черты его лица были очень привлекательными — орлиный нос, густые темные брови.
— Отец! Я рад тебя видеть, — молодой рыцарь преклонил колено и опустил голову. — Тяжелая мощная ладонь норманна легла на черные как смоль густые волосы сына. — А где матушка? Я заехал всего лишь на несколько дней, повидать вас, а потом я должен ехать к ней! Аделаида ждет меня, я явлюсь пред ней с почестями и славой, которую добыл своим мечом и копьем! Ее имя теперь известно при каждом дворе Кастилии, Арагона и Пуатье!
— Не торопись сынок, — голос де Буагильбера старшего был спокойным, но каким-то странным. Он никак не мог налюбоваться на своего взрослого возмужавшего сына, вглядываясь в его лицо, словно стараясь запомнить дорогие черты.
— Что случилось, отец? Я не понимаю тебя, где матушка? — Бриан поднялся с колен и встревоженно посмотрел на отца. Только теперь он заметил, как сильно постарел его отец. Он будто казался своей собственной тенью.