— Моя фамилия — Никитин, а это, — он показал на коренастого пожилого человека, — Петрович, капитан интендантской службы.
Появился и третий член команды. При виде его Никитин улыбнулся:
— Индри Коталь, потомок Яна Гуса…
Коталь склонился над тележкой, потом повернул голову, стараясь лучше рассмотреть меня.
— Никитин — великий насмешник, — промолвил Индри, все еще не отрываясь от дела и щуря больной глаз. — За это его на том свете постигнет страшное наказание.
— Но скажи, Индри, — тем же невозмутимым тоном продолжал Никитин, — у тебя есть хоть капля крови Яна Гуса?
— О-о! — воскликнул Индри Коталь. — Все капли. Все до единой!
Ребята, действительно, хорошие, видно, живут дружно. Перед тем, как отправиться в верхний лагерь, Петрович сунул мне в карман два небольших пакета.
— Один тебе, один — Виктору, — сказал он.
Никитин подмигнул:
— Вот что значит интендант, всегда у него есть резерв.
Петрович и Коталь потянули тележку, Никитин дружески кивнул мне и пошел следом за ними.
День, два, неделю, вторую встречаюсь с «троицей» в часы раздачи пищи, перебрасываемся малозначащими фразами, пытливо оглядываем друг друга. Мне уже известно, что Петрович и Никитин — офицеры, что в санитарном лагере существует подпольная группа, перед которой поставлена задача спасать людей, обреченных на неминуемую смерть, распространять правду о положении на фронтах, доставать продукты. Но все делается тихо, незаметно, без единого лишнего слова.
Однажды Григоревский завлек меня в свой полутемный угол, отгороженный пологом, посадил на кровать и дал сигаретку.
— Хочешь курить?
— Еще бы!
Место, где мы собирались курить и отвести душу, — стык двух бараков, заваленный разным хламом. Место это всегда продувается сквозняками. Погода стояла сырая, холодная, падал мокрый снег, с Альп дул пронизывающий до костей ветер. В этом была дополнительная гарантия, что начальство сюда не заглянет, и мы можем чувствовать себя в безопасности. Завернув за угол, я увидел два блеснувших огонька.
— Давай сюда, — послышался голос Никитина. Возле него жался Петрович, затягиваясь сигаретой и постукивая колодками.
— Логинова не будет, — сообщил Григоревский. — Ему нельзя, он может застудиться.
— Хорошо, — согласился Никитин. — Нас большинство. Поэтому разрешите начать.
Он привлек к себе Петровича, и мы образовали тесный кружок, подставив спины ветру.
— Мы имеем полное основание доверять друг другу, — сказал Никитин. — Трое из нас — коммунисты, а Логинов и доктор, хотя и беспартийные, но это формальная сторона дела. Главное — они зарекомендовали себя стойкими большевиками. Война близится к концу, мы тоже должны готовиться к активным действиям. В этих условиях, товарищи, необходимо создать подпольную партийную организацию санитарного лагеря…
Вверху стучал и метался ветер. Саша, осторожно ступая, выглянул за угол. «Маяки», расставленные им на всякий случай, находились на местах.
— Кого изберем секретарем? — спросил Григоревский, потирая озябшие руки.
— Вот его предлагаю, — Никитин тронул легонько меня за рукав.
— Согласен! — поддержал Петрович. — Логинов, я знаю, тоже «за».
Я — секретарь подпольной партийной организации! Для меня это полная неожиданность. Ведь я ничего еще не сделал, чтобы заслужить столь высокое доверие. Однако Никитин предложил голосовать и сам поднял обе руки.
На крыше с новой силой загромыхало. Мы стояли молча, голодные и замерзшие, но у нас гулко бились сердца и мы чувствовали себя бойцами, коммунистами.
— А теперь, — нарушил короткую паузу Никитин, — я свои полномочия складываю. Веди собрание, товарищ секретарь.
Стараясь говорить тверже, я сказал:
— Давайте посоветуемся, что нам следует делать в первую очередь. Кто просит слова?
Взволнованным, чуть приглушенным голосом доктор Григоревский говорил о невыносимо тяжелом положении больных в лазарете, особенно наших, советских. В каждом бараке ежедневно умирают многие десятки человек. Немцы урезали и без того жалкий паек. Вместо трехсот, выдают двести граммов хлеба в день. Задача номер один: спасать людей от голодной смерти.
— Что ты конкретно предлагаешь? — перебил его Никитин.
— Конкретно? Ты, Петрович и Индри Коталь должны использовать все свои связи в верхнем лагере для усиления помощи нашим. Нужны продукты, люди гибнут от истощения…
«Нужны продукты!» Мы понимали, как трудно выкроить лишнюю порцию баланды. Знали, что за лишние сто граммов хлеба немцы могут казнить десять человек. И все же мы — партийная организация санитарного лагеря — вынесли решение, которым обязали Петровича, Никитина и Коталя сделать все зависящее от них, чтобы добыть продовольствие. Были названы десятки имен тех, кому требовалась немедленная помощь. Например, Виктор Логинов. Дайте ему каждый день хотя бы порцию хлеба с маргарином, и парень выдержит! Алексей Костылев. Этот прибыл к нам недавно как связной от центральной организации верхнего лагеря. Наши люди прислали его под видом больного, на самом же деле Костылев до крайности истощен. Бывший футболист, мастер спорта. Ничего не осталось от железных бицепсов. Надо спасать человека.