Мимо этого памятника по многу раз в день проходят моряки. Привыкли. И все равно на их лицах, когда они обращаются в сторону рубки, на которой красуется цифра семнадцать — число потопленных кораблей, — можно прочесть и уважение, и гордость.
На какое-то время я точно помолодел на тридцать с лишним лет. Перед моими глазами, как в кино (да простят меня за штамп, но точнее не скажешь), проносились картины давно виденного и пережитого.
...Я шел по бетонированной полосе. Когда-то на этом месте были самые немудреные деревянные причалы. Здесь вот и проходили проводы лодок, немноголюдные, строгие, без лишних слов, будто отправляли разведчиков на смертельно опасное дело. И полная противоположность этому — всегда торжественные встречи с оркестром, с дружескими объятиями, с поздравлениями. Бывало, командующий здесь же вручал и боевые ордена.
Отсюда по деревянной лестнице, взбегающей на склон сопки, я поднялся наверх. Дорожка привела меня к кирпичному зданию — месту паломничества молодежи. В нем находится комната боевой славы. Комната — так только называется, а на самом деле маленький музей истории бригады подводных лодок, бывшей здесь в годы войны, с интереснейшими экспозициями и различными боевыми реликвиями. Как и повсюду, в музее есть свой актив — матросы, старшины, жены офицеров и мичманов, они же общественные экскурсоводы. Есть и свои фонды. Среди особых ценностей толстые фолианты — несколько томов в переплете — многолетние труды доблестного североморского подводника Героя Советского Союза вице-адмирала Григория Ивановича Щедрина. Рядом с ними множество документов, писем, воспоминаний — ценнейшие материалы для историков флота.
Музей ведет переписку с семьями погибших подводников, принимает участие в розыске неизвестных героев.
— Но мы не успеваем и десятой доли того, что делает один Мирошниченко...
С глубоким уважением произносят здесь имя этого человека. Живет он в Москве, но связь с Полярным, где прошли его военные годы, поддерживает крепкую. Применительно к нему слова «поддерживает связь» приобретают особый смысл: достаточно увидеть, какого труда стоит ему держать в руках перо.
Капитан первого ранга — инженер в отставке — Петр Анисимович Мирошниченко был заместителем флагманского механика бригады, готовил к боевым походам экипажи и корабли, сам выходил в море. Те суровые годы тяжко отразились на его здоровье. Суставы на ногах и руках взбугрились; он ходит сгорбленный, опираясь на палку. Сгорбленный, но не согнувшийся! Назло болезни, временами укладывающей его на госпитальную койку, назло нестерпимым болям он занят кипучей деятельностью в Совете ветеранов, проводит уроки мужества в школах.
Но главное его занятие — скрупулезное исследование судеб подводников, пути которых затерялись либо в море, либо на сухопутье, куда уходили многие моряки. Ведь уходили сотни — в морские бригады, сражавшиеся под Мурманском, Москвой, в Сталинграде. А вернулись единицы. Что сталось с ними и с теми, кто не вернулся? Ответы на это и ищет Мирошниченко. Вся его небольшая квартирка заполнена папками, фотографиями, документами.
Человек не может без посторонней помощи надеть пальто, но по первому зову едет на выступление в школу, а вечерами сидит за столом и, зажав шариковую ручку скрюченными пальцами, отвечает на письма, пишет запросы, заполняет картотеку, ведет огромное «делопроизводство», которое под стать целому учреждению...
Письма, письма, письма... Они идут сплошным потоком в Москву, в адрес Мирошниченко. И почти каждое приносит какое-то — то ли маленькое, то ли большое открытие. Вот подводник-торпедист Панченко сообщает: воевал он в Сталинграде, и там, среди североморцев, был особенно храбрый, отчаянный парень Андрей Хиро — здорово дрался и погиб героем. Мирошниченко начинает действовать. Летят запросы в военные архивы. Хиро среди погибших нигде не числится. Ага, значит, возможно, жив, такое бывает... И Петр Анисимович действует с удвоенной энергией. Он вспоминает, что там, на Волге, есть у него друг, капитан первого ранга в отставке Зуев-Косов, плавает он капитаном туристского парохода. А что если обратиться к нему? И обращается. Тот вскоре сообщает: в пантеоне на Мамаевом кургане среди имен героев, павших в Сталинградской битве, указана фамилия Хиро А. П. Все сходится. Значит, действительно погиб... А может, недоразумение?
Какой-то внутренний голос подсказывает: ищи дальше, проверяй, возможно, это ошибка! Откуда родом Хиро? Из Черниговской области? Мирошниченко пишет на родину героя. Проходит короткое время — и как раз в канун Дня Победы звонок в дверь. На пороге незнакомый пожилой мужчина. Вот он налицо — Андрей Петрович Хиро!