Как только у подъезда губернатора с адовым треском и шипением начали крутиться чёртовы колёса, город знал точно — масленица началась.
Хрипели у подъезда хозяина губернии испуганные лошади, бравые околоточные, рванувшие по стакану для «сугреву», соляными столбами застывали по обе стороны дверей. Съезжались гости на традиционный ужин.
Над городом плыл блинный чад. Ох уж эта масленица! Обыватель обжирался. Блины елись с икрой, со сметаной, с балыком, с тёртым сыром, со шпротами, да мало ли с чем можно есть столь прекрасную вещь — блины! Ну и, естественно, запивалось всё это огромным количеством водки, хереса, коньяка.
«Дичь, темнота, варварство, — витийствовал учитель рисования женской гимназии, — нет на вас Рабле».
Впрочем, в городе он уже слыл вольнодумцем. А на самом деле гастрит не позволял ему никаких отклонений от диеты.
Его превосходительство — хозяин губернии слыл русофилом. Поэтому старинный масленичный обряд очень ценил, и как гастроном, и как любитель всевозможных молодецких забав.
Но это всё потом. И проводы зимы, и взятие городка, и лихие кулачные бои.
А пока только-только закрутились колёса, застреляли, наполнили улицу вонючим дымом. Поплыла по городку широкая масленица.
Пять дней город объедался блинами. Пять дней практикующие врачи мило извинялись перед дамами, садились в санки и ехали спасать обожравшихся лабазников.
Наконец на льду Днепра началось главное — сошлись кулачные стенки. Лабазники и молодые купчишки, хватив на похмелье перцовки, выходили драться с «ремеслом».
Хорошо кормленные купеческие дети рубили голь по скулам и сами падали на лёд, выплёвывая вместе с кровью обломки зубов.
Гудел Днепр от топота, уханья, крепких слов. А на берегу, в открытых санках сидел генерал. Хихикал, тыкал куличишком в ватную спину ямщика. Подбадривал дерущихся тоненьким фальцетом.
Лабазники побеждали, в их стенке дрались десять лучших бойцов. Девять приказчиков с Роговской мукомольни и сын Рогова — Петька, огромный детина медвежьей силы.
Слободские уходили с истоптанного сапогами снега. Уходили заливать брагой горечь поражения. Губернаторский приз — пять вёдер водки — доставался лабазникам.
Петька Рогов вперевалку шагал к берегу. Там в роговском трактире ждал приз. И хотя он сам мог купить не только пять вёдер, а, пожалуй, и губернаторский дом, и самого губернатора… Да что и говорить, многое мог купить наследник миллионера Петька Рогов! Но он яростно дрался за эти пять вёдер. Дрался жестоко, до крови. Потому что он всей своей хозяйской сущностью понимал невозможность проигрыша. Ведь тогда водку будет пить «ремесло» с его мукомолен.
— Ах и молодец ты, Пётр Сергеевич, — почтительно хлопнул хозяйского сына по спине один из приказчиков, — орёл! Святой крест, орёл!
— Как ты того, в армяке, хватанул, — глухо, как в бочку, хохотнул другой, — аж борода в сторону!
— Да мы с тобой…
— Идём, чего там, гулять будем! Зови всех наших, от меня ещё пять вёдер.
— Шалишь… Ох и орёл, да с таким хозяином…
— За призом торопишься, ваше степенство?
Рогов обернулся. Перед ним стояли трое. Один в потёртой чиновничьей шинели, двое в ладных полушубках.
— А ты чего? Выпить, чай, хочешь? Так пойдём, я вашего брата хоть и не люблю, но сегодня уважу. Пей, канцелярия.
— Ты только зря шубу накинул, ваше степенство, — голос был насмешливый, без почтения.
Да и глядел незнакомец на Рогова без страха, только в светловатых глазах прыгали весёлые искорки.
— Ну ты! Смотри, а то на звание твоё не посмотрю, заставлю лёд носом пахать.
— Вот что, бери своих холуёв. Давай стенку.
Рогов опешил от такой наглости, его дружки угрожающе придвинулись.
— Ну смотри, — Петька нарочно медленно потянул шубу с литых плеч.
И сразу замолкли зрители. Тихо стало на берегу. Шутка ли сказать, трое против знаменитых кулачных бойцов!
— Любопытно, — привстал в санях губернатор. — В духе французских романов господина Дюма. Эй, — крикнул он приставу, — кто такие?!
— Изволю доложить, ваше превосходительство, братья Харлампиевы. Да господин почмейстер лучше скажет. Алексей Тихонович, пожалуйте к его превосходительству.
Из толпы зевак вопросительным знаком на ножках выплыл почмейстер.
— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, бывший мой чиновник, коллежский регистратор Егор Харлампиев, личность подозрительная и крайне безнравственная. Уволен со службы за поступок с чиновничьим званием несовместимый. Да, извольте, ваше превосходительство, какой либерал! Утром по лестнице присутствия на руках пошёл, забыв что там особы чином повыше.