Эмграцией выходила за пределы родины называла себя эмма и больше не хотела кричать в ее рот был заложен наушник она немного думала о жизни но ее длинные ноги говорили за нее что она всего лишь тонкая ветка которая выросла а ведь прогнозы обещали ураган и сильный ветер внутри нашей головы она еще немного думала и старалась всегда такая глупая дороти и когда ее обнимал из дома было слышно дороти дороти дороти дороти дороти моя дорогая птичка хватит уже быть в этой клетке для животных довольно этого ты должна быть в клетке для птиц понимаешь все это вокруг все это довольствие окружающим процессом набережных скал об которые голый рабенок порезал ножку с фонтанчиком кровка и моя кровать вновь напряглась когда перестал слышать ее пульс само небо казалось прикоснулось рукой и не желает страдания и вновь повторять твое имя в моменты безумной усталости в моменты безудержного веселья когда я был на виселице когда я танцевал в клубах когда я засыпал с тобой ты была самим временем и я все измерял вокруг в доротах в моей дороти квадратной банке которая всплеском окрасила лазуровое небо и стала женщиной стала главной героиней в безумном монологе года а календарные листы все отрывались и уносились вдаль словно теперь все наконец-то поняли. И закричали мы. Тут доктор ученый на минуту задумался как раз вчера он закончил изучать протоны кантов и теперь своей волосатой рукой читал книгу этот пост модернизм а почему мы кричим подумал он неожиданно для себя наверное этот крик есть оглашение о себе мертвый бледный он наблюдает за нами закипая на лице и улыбкой по нашему лицу стесняется уйти надгробной плитой за которыми зашел смуглого цвета парень обернувшись увидел смерть в венеции обернувшись увидел что плита с его именем. Да мой друг жизни со временем понял что не знаю о том хочу убить или быть убитым такие слова в руках меня чаша весов склоняется к неизбежному варианту. Помню я что-то должен был сделать а что именно и кто ты такой. И зачем я все это сейчас написал. Нет нет не неизбежность смерти а неизбежность жизни вот что должно страшить сердце вдумчивое , скажем ты был рожден , ты обязательно будешь рожден а вот умрешь ли ты это более сложный вопрос, как же избежать рождения в этом мире.
Я. Я. Я. Я. Я.
Я жив и существую а значит не должен умереть. Вот дома вот небо вот солнце. И оно живо. Ты услышал меня.
Прошел год. За это время я успел обойти землю но не нашел земного места для нас которое можно бы было назвать домом я уже не осторожен и не так смел как раньше я обезсилен и валяюсь рядом с ним на белого цвета земле а сверху нас огромные кристаллы заменяющие небо в этом месте. Кристаллы треугольной формы по краям зеленые и мне кажется что они могут упасть на нас. Так идти я уже не могу от скуки начинаю хлопать ладони и колени. Мне кажется время колено. Ночь не наступает. Это один большой день. Где мой выбор. Кого она ждет сегодня. С кем мне говорить. Желание близко. Пояса везде. Хотел бы сейчас на себя рубашку как в той книге чтобы перейти на прошлый уровень а впрочем я уже и без нее итак совсем готов к этому...
Проходит еще одна минута и издали слышен ветер. Он уже совсем рядом. Громкий порыв бьет меня по лицу и подымает нас вверх , этот ураган закручивает нас а затем выпрямив и подняв на несколько метров несет нас все дальше и дальше. В точке С он внезапно останавливается и мы падаем в красной пустыне прямиком около огромной синей воды. Я хочу пить воду. Я пью воду и наполняюсь силой. Я вновь готов к путешествию по выжженой дороге. Поднявшись думаю может и он мертвый хочет воды. Развязав узелок начинаю плескать ему в лицо воду. И он задвигался а кровь начала исчезать на его теле и лице. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Я тоже посмотрел на себя и увидел что мои ладони тают. Я обнял его и мы растворились. Открыв глаза я увидел его стол его дом его семью. Жена что-то говорила. Семья что-то говорила. Он что-то говорил. Я вышел от них и оказалось что напротив дома стоит та самая таверна в которую я обещал вернуться. Я зову его и мы вновь оказываемся среди них. Они ждут нас за огромным длинным столом. Феодор теперь с пятью медведями обнимает нас. Я рассказываю что было. Клео обнимает нас. Василиса обнимает нас и превращается в Клео или Клео в нее. Не знаю. Их половинки лиц складываются в одно. Мы делаем несколько фотографий на память знакового события. Тогда затем уже в середине праздника кто-то просит меня сказать тост в честь праздника дня всех влюбленных и тогда соседний голос говорит что сейчас пост. А я говорю этот пост модернизм.
Часть 2.
Одна из фотографий вылетает в окно и падает на маленького человечка который все время это слушал, прижав его она все глубже втаптывает его в землю до тех пор пока он не исчез.