Тот скривился, словно укусил неспелое яблоко, и почесал задумчиво шею. Резко развернувшись на месте, он направился в другой угол зала, где так же, как и я, замерла пара: немолодой мужчина и женщина.
Мигель обвёл победным взором друзей и бросил на меня изучающий взгляд.
— Что уставился? — поинтересовался он. — Не знаешь, что это такое? Я, Мигель Бэрри, вхожу в личную охрану Брэндона Марли, — с гордостью заявил он.
— Ну, замечательно. Рад за тебя, — не удержался я от сарказма. Что такого особенного в положении «шестёрки» при лощёном ублюдке Марли, я не знал.
— И нечего ухмыляться! — сжав кулаки, воскликнул он. — Это почётно!
Его голос задрожал и сорвался в конце, что заставило меня насторожиться. Машинально перед мысленным взором всплыла физиономия главы города. И моя улыбка стала ещё шире. Я понял, зачем Марли понадобились такие смазливые охранники. Люди, которые громче всех орут: «держи вора!», обычно сами и оказывается ворами. А несчастному Мигелю, хотя он хвалился этой «почётной» должностью, было стыдно.
Скорее всего, по моему насмешливому взгляду, Мигель понял, о чем я подумал. Став мгновенно пунцовым, он вскочил из-за стола, и ринулся ко мне, как рассвирепевший бык. Схватив за грудки, приподнял на месте, замахнулся. Но я молниеносно успел опередить его и врезал в нижнюю челюсть. Мигель дёрнулся и, выпустив мою рубашку, отшатнулся.
Мне хотелось сказать что-нибудь ядовитое в адрес противника, но стало безумно жалко его. Отряхнув рубашку, я просто сел за стол, уверенный, что Мигель больше не полезет ко мне.
Парень, громко всхлипывая, задышал и, развернувшись, выскочил из лавки. За ним последовали его приятели. Когда дверь за ними закрылась, я, наконец, заметил хозяина, который, видимо, наблюдал за нашим поединком давно. И для порядка держал в руках дробовик.
— Вот, возьмите, — хозяин выложил передо мной пухлый пакет. — Чего он к вам пристал? — добавил он с интересом.
— Не знаю. Возможно, решил, что я претендую на его место в «гареме» Марли.
— Не думаю, — хмыкнул мой собеседник. — Марли любит помоложе, — тихо добавил он. — Где вы сейчас устроились?
— Здесь, напротив. В комнате на втором этаже. Прямо над кафе.
— Если хотите, могу порекомендовать местечко получше этого клоповника.
— Нет, спасибо, я пока поживу там, где приказал гражданин Марли. И благодарю за вещи. Как вас зовут?
— Джереми Холлбрук. Обращайтесь, когда понадобится.
На второй этаж, где располагалась квартира, о которой хозяин лавки так нелестно отозвался, вела широкая лестница прямо из помещения кафе. Местечко оказалось действительно паршивым, и смахивало на номер в третьеразрядной гостинице. Узкая длинная комната с широким, во всю стену окном, которое едва прикрывали тонкие светлые занавески в цветочек, пропускавшие с улицы, где фонари не гасли всю ночь, слишком много света. Тонкий, с проплешинами от долгого употребления, палас, то ли выцветший бордовый, то ли грязно-бежевый. Деревянная кровать с низкой спинкой, узкий шкаф, естественно, абсолютно пустой, полированный стол с единственным колченогим стулом. Что меня порадовало, так это маленькая кухня, где я с трудом мог повернуться с крошечной плитой на две конфорки и холодильник.
Я развернул пакет, который дал мне хозяин, обнаружив там костюм, стопку белых рубашек в тонкую полоску, белье, и даже ботинки.
Наконец-то я смог принять душ и выбросил с чистой совестью разодранные мерзкой рептилией рубашку и брюки.
Только под утро я забылся в поверхностной дрёме, когда не отличаешь реальность от сна. Ворочался с боку на бок, время от времени вскакивал и выглядывал в окно, словно надеялся увидеть, как на моих глазах улочка сменится на Таймс-сквер, а двухэтажные домики вырастут до монументальных башен Нью-Йорка.
Когда часовая стрелка на будильнике подобралась к шести, понял, что ощущаю себя слишком возбуждённым и заснуть больше не смогу.
Одежда, которую дал Холлбрук, на удивление отлично подошла, словно её сшили на заказ. Взглянув в зеркало, встроенное в дверцу шкафа, удовлетворённо заметил, что хотя фиолетовые круги под глазами остались, выгляжу я неплохо. Темно-синий костюм в ёлочку, рубашка в тонкую полоску. Галстук я решил не надевать. Мне не понравился яркий рисунок в стиле абстракционизма: красные, синие треугольники, трапеции.
На гладко выбритом лице от левого глаза к шее теперь резко выделялся зигзагообразный шрам: последствия автокатастрофы. Это делало меня старше, как и обильная седина на висках. Но меня это устраивало. Всегда бесило, когда ко мне относились снисходительно-покровительственно из-за моего возраста.