— Блядский род…
Для него, привыкшего все-таки считать себя человеком в большей степени, «пробуждение» на потолке не проходит бесследно. Как только к Айзеку более-менее возвращается сознание и он становится хоть на сколько-нибудь способен определить где право, где лево, где верх, где низ, мир делает кульбит, возвращая дань поруганной силе притяжения. Барахтаясь руками в воздухе и неистово матерясь, Айзек кулем валится на пол, ощутимо так впечатываясь в паркет. Со всей силы. Лицом. И другим не менее интересным местом.
Конечно, Айзек не чувствует боли. Но первые секунд пять он об этом просто не помнит. В голове та еще каша — какие-то крылатые твари, огромные осьминоги, киты, коты, мама… Даже после наркоты его так сильно не накрывало, а тут — получи и распишись.
Айзек трясет головой и медленно пытается встать сначала на колени, а потом уже и во весь рост распрямиться. Получается не сразу — призрачное тело никак не хочет подчиняться приказам провинившегося во всех грехах разом мозга — но, когда все же получается, Айзека ждет неприятный сюрприз номер два.
Том.
Том-том-тили-тили-том.
Навязчивый, настырный парень, который просто не понимает слова «нет», или «уходи», или «пошел вон». Инстинкт самосохранения отсутствует полностью. И мозги, видимо, тоже. Как вид.
— Кис-кис-кис, иди сюда, котик, я покажу тебе кое-что удивительное. Только потом — не плачь. Я ненавижу детские слезы.
Шаг, очень осторожный, мягкий, хотя, казалось бы, чего таиться, он и без того невидим. Еще один, потом еще… Айзек прислоняется плечом к дверному косяку, ведущему из коридора в гостиную и наблюдает. Ждет, когда же тот испугается и свалит к чертовой матери. Но Том пока вроде бы никуда не собирается. Оглядывается по сторонам своими большими оленьими глазами, не делая в равной степени ни единой попытки как пройти вперед, так и выйти назад.
«Интер-р-ресно, интер-р-ресно. Что же ты хочешь увидеть здесь? Мой труп? Забрызганные кровью стены? Ну, так я тебя разочарую, ничего ты не увидишь. Ни-че-го».
Айзек, не сводя насмешливо-любопытного взгляда с лица Томаса, протягивает к стене руку и несколько раз с силой проводит ногтями по деревянной поверхности, извлекая из косяка мерзотный скрежет — очень явственно слышимый в тишине абсолютно пустой квартиры. А затем — делает настоящую гадость. Ломает замок. Для Айзека это просто, стоит только пожелать.
— Ну вот, котик, ты и попался. А ведь я тебя предупреждал, не суйся ко мне.
На душе становится как-то очень легко и радостно. Айзек счастлив. Настолько, что его губы сами по себе растягиваются в улыбке, а кончики пальцев начинают подрагивать в предвкушении. Что бы еще сделать такого этакого? Перемещается чуть вперед, к запыленному временем зеркалу, склоняет голову на бок, раздумывает. Наверное, стоит все-таки поздороваться для начала. Как-никак, гость пришел. Ха-ха. А уже потом — можно и напоить, обогреть, спать уложить… вечным сном.
Со стороны кажется, что буквы появляются сами собой, сами собой складываются в слова, походя приобретая особенный почерк, немного витиеватый, резкий, стремящийся вверх.
«Дорогой Томас, я тебе не рад. Но раз уж ты решил заглянуть на огонек, гнать я тебя не буду. Располагайся, чувствуй себя как дома, и да пребудет с тобой Бог, если ты, конечно, в него веришь. Если нет — нам обоим будет значительно проще.
Неискренне твой Айзек».
С секунду-другую Айзек любуется своим посланием дитю человеческому, после чего брезгливо отряхивает руки. Он искренне ненавидит пыль.
Первый пункт плана выполнен успешно. А вот насчет второго Айзек не уверен. В его холодильнике уже два года висит мышь, бар пуст. А предлагать гостю хлебать воду из-под крана — как-то неэтично. Что же делать? Что делать?
Айзек весело смеется и подскакивает к Томасу, кружит вокруг него, пританцовывает, стряхивает с его плеч несуществующие пылинки, развлекается, одним словом, как может. Впрочем, может он и еще кое-что. Вопрос только в том, выдержит ли это Томас. Выдержит? Или нет? А, плевать. Рано или поздно все там будут.
Он замирает за спиной Тома, медленно вдыхает его запах, вкусный, к слову, и… проваливается в него. Непривычно жарко, запредельно страшно и как-то по-особенному восхитительно. Айзека накрывает чужими эмоциями, очень сладкими и очень живыми. А уж ощущение тяжести, веса тела, биения сердца в груди — так вообще что-то за гранью фантастики.
— О-о-ох, как же все-таки хорошо жить. Слышишь, Том? Хотя тебе, судя по всему, не очень долго осталось. Просто так я в человека вселиться не могу. Мм… ну да ладно. Давай, Том, развлекаться. И начну я… с чего же я начну… а! С вопроса из ряда глупостей. Как ты думаешь, кто я?
Говорить чужим голосом было несколько необычно. Но Айзек предпочел не заострять на этом внимание. Лишать Томаса возможности двигаться он не стал, а вот голос его позаимствовал. Надо же как-то коммуницировать в этом непростом мире. Как-то — надо. А этот вариант — не лучше и не хуже, один из немногих доступных.
— К слову, Том, если я тебя буду сильно раздражать, скажи. Эмоции надо показывать людям, в этом залог успеха, ахах. И популярности. Но, ты, видимо, ни черта про это не знаешь, не так ли? Знал бы — да-а-а-авно заполучил этого… веснушчатого. Не помню, как его зовут, ты уж прости.
Совет начинающим призракам: что надо сделать, чтобы по-настоящему испугать человека? Самую малость…сорвать маску.
Самый страшный убийственный кошмар — это ты сам.
«Том, познакомься, это Том».
========== Том ==========
Тому самую малость страшно. Но боится он вовсе не призрака, который, по мнению Томаса, днем показаться никак не может, а того, что кто-то из соседей Айзека все-таки видел, как Том вошел в эту квартиру и теперь за ним уже едет полиция. Жутко представить, что скажут родители, если его застанут здесь, с ключом, появление которого он никак не сможет объяснить. И почему только он не подумал об этом раньше?
Да и что он хотел найти здесь? Квартира выглядит вполне обычной, только давно заброшенной: почти нет мебели, остались лишь самые базовые вещи типа кровати и пустого шкафа, узкого зеркала, кухонного стола, край которого виден сквозь дверной проем, да несколько запыленных рамок на стенах — пока не разглядеть, что именно в них вставлено.
Принять решение о том, чтобы развернуться и пойти назад, Том не успевает — неожиданно справа раздается скрежет, который бывает, если провести чем-нибудь относительно острым по некрашеному дереву. Звук, в общем-то, обычный, сам по себе ничем не примечательный, но когда он раздается в пустой квартире, где, возможно, обитает призрак… Том ощутил парализующее влияние страха — вместо того, чтобы кинуться к двери и убраться отсюда подальше, его приковывает к месту и он не может шевельнуться. Странное оцепенение затягивается на несколько секунд, которые кажутся длинными минутами, и только потом Том наконец выдыхает и в пару шагов преодолевает расстояние до входной двери.
Он дергает за ручку и толкает дверь, но она не поддается, только бестолково опускается и подымается в дрожащей руке Тома. Тогда он вставляет в замочную скважину ключ, решая, что замок автоматически захлопнулся, но металл будто натыкается на что-то, не дает ключу полностью войти в отверстие. Том пихает его снова и снова, переворачивает и вновь запихивает — все без толку.
— Ох, черт…
Очень медленно до Тома начинает доходить, что сунуться сюда в одиночку, никого не предупредив и не поставив в известность, было большой-большой ошибкой. Он стоит у двери, не решаясь от нее отойти, и мысленно старается себя успокоить — ну же, Томас Батлер, возьми себя в руки, просто чертов старый замок сломался, это случается. Он почти себя убеждает, что дело именно в этом, но потом, когда все-таки находит силы отойти, замечает слова на зеркале, написанные словно пальцем по толстому слою пыли.