— Вот! Вот! У тебя тоже! И гниды — чертовы гниды! Что это, Стивен? Ты, гребаный ублюдок! Вшивый подонок. Кто она, а, Стивен? Школьница?
Нет, никакая она не школьница. В тот момент, все еще размышляя о волнующих прелестях Барби, Стивен подумал, что, возможно, будь она школьницей, с правдой было бы проще смириться, в этом случае правда не показалась бы такой гротескной, такой необычной. Но, разумеется, необычной была ложь; правда была гораздо прозаичнее: она — школьная учительница Мелиссы.
На торговой улице паровоз Стивена, с буфером в виде двухместной коляски, прогрохотав мимо невидимых стрелок и разъездов, повернул налево, на холм, по направлению к детской площадке. Несудьба ехала в тормозном вагоне.
— Ту-тууу! — выдал малыш, а сидевший рядом Джош, то и дело хватаясь за рыжее пластмассовое колесо, подудел в рожок.
— Как дела в школе? — спросил Стивен у Мелиссы, потому что почувствовал, что должен это спросить.
— Ниче, — ответила она.
— Ничего хорошего или ничего плохого? — уточнил он.
— Ничего. Ни-че-го.
Вот так вот, в этом заключалось все его участие в образовании дочери.
Только они добрались до площадки, как двое старших бросились прочь от коляски, как две ракеты, самонаводящиеся на качели, и понеслись по грязной траве. Чайки с недовольными криками разлетались в стороны. Стивен толкал коляску по тропинке, мимо дурацких скамеек, на которых лизались двое подростков. Он почувствовал сильное физическое родство к пацану с его прыщами и угрями на подбородке. Ему даже захотелось дотронуться до них, но он переборол в себе этот порыв — глянул под ноги и обнаружил, что наступает на лепешки собачьего дерьма: где коричневого, где черного, где побелевшего и ссохшегося, где серовато-желтоватого. Занятно, как два карапуза в коляске умудрялись не обращать внимания друг на друга. Может, через пару месяцев Джош обернется к соседу и ни с того ни с сего спросит: «Ну что, ты уже способен поддержать беседу?»
На площадке Мелисса и Дэниел заняли места на самых больших качелях. Дэниел отталкивался ногами и, раскачиваясь, набрал уже приличную высоту, но Мелисса никак не могла справиться и просто болталась из стороны в сторону. Стивен вынул Джоша из коляски и посадил на небольшие качельки, продев его ноги в специальные отверстия. Потом проделал ту же процедуру с другим малышом и стал качать обоих.
— Держитесь, держите равновесие! — командовал он.
— Пап, покачай меня! — крикнула Мелисса. — У меня не получается!
— Она не умеет! — радостно закричал Дэниел. — Не умеет! Не умеет!
— Заткнись, Дэниел! Замолчи! — Мелисса чуть не плакала.
— Восемь лет, а на качелях кататься не умеет! — верещал он, болтаясь где-то наверху.
— Заткнись — я серьезно!
— Так-так, — сказал Стивен, отходя от малышей, — давайте-ка я покачаю вас обоих.
Он раскачал качели Мелиссы, затем стал качать одной рукой качели сына, другой — качели дочки. Сначала подталкивая сами сиденья качелей, потом спины детей. Он чувствовал эти спины, изгибы позвоночников, тепло маленьких поп. В самой высшей точке, куда улетали качели, детские тела на мгновение оказывались в невесомости, поддерживаемые только его руками. И при этом он не чувствовал физического родства с этими детьми — своими детьми! Качаясь, Мелисса и Дэниел отделялись от неожиданно повзрослевших самих себя и отправлялись странствовать во времени — если не в пространстве — в те края, где живут радость и веселье, к простому и понятному здесь и сейчас. На подъеме Стивен щекотал их под мышками, и они хихикали. Потом забегал спереди и как полоумный матадор уворачивался от их ног-рогов, уже летевших вниз под радостное верещание. Затем он мчался к малышам и раскачивал их маленькие качельки, после чего снова возвращался к старшим и опять принимался за них. Теперь смеялись уже все, кроме самого мелкого. Несудьба взяла рукавичку, которую кто-то повесил на ограду, и примерила, не подойдет ли ей по размеру.
Затем все прекратилось. Дэниел с визгом затормозил, его каучуковые подошвы прошаркали по каучуковому покрытию. Он спрыгнул с качелей прежде, чем они остановились, и подошел к неподвижной карусели. Встав коленями на край, он просунул свою черноволосую голову в одну из металлических стоек, словно собрался молиться. Весь ужас обстановки вернулся: хмурое небо, обшарпанная игровая площадка, слой каучука отходит от битумного покрытия, которое, в свою очередь, отслаивается от бетонного; лазалка, поставленная меньше месяца назад, похожа на аляповатый крендель из стали для великана, питающегося железом; сами качели: цепи некоторых из них обмотаны вокруг перекладин — свидетельство нашествия вандалов постарше, а может, какие-то дети решили покинуть орбиту… У забора невдалеке — битое стекло, возле вмятины в бетоне навалены погнутые шоссейные барьеры безопасности, сама же вмятина наполнена водой и листьями; контейнер, обитый деревянными рейками, будто ремнями безопасности. То, что настолько прочная штуковина также могла подвергнуться нападению, говорило о небывалом демографическом взрыве, подумал Стивен.