Выбрать главу

– У меня первый опыт личного столкновения с нынешней властью случился в 1988 году. Это был самый эйфорический, восходящий период в истории страны – примерно с весны 1986 года, когда вдруг начались реформы, гласность. В клубе МГУ проходил вечер "Русское, как мы его понимаем". Я, окрыленный новыми свободами, решил прочитать отрывки из своего эссе "Обломов и Корчагин", о маниакально-депрессивном психозе в отечественной истории: условно, Обломов – депрессивный полюс, а Корчагин – маниакальный. И как они сочетаются, например, в героях А. Платонова… Стали раздаваться негодующие возгласы: это провокация, нас оскорбляют, почему мы это допускаем? Потом выступил член национального совета общества "Память", еще какие-то деятели. Содержание текста вообще не обсуждалось. Обсуждалась моя фамилия, национальность, гены. Мое право судить о стране, в которой я прожил 40 лет. Тогда на меня впервые навалилось предчувствие мрака. А теперь, почти 35 лет спустя, этот мрак уже пытается объять целый мир.

– В своей книге вы часто используете литературные образы. Например: Россия – Беликов, "Человек в футляре", Украина – Варенька на велосипеде, веселая хохотушка.

– Это, собственно, прообраз всего, что сейчас происходит между Россией и Украиной.

– Только Россия – не тихий Беликов, а "гоп-государство".

– "Гоп-политика" – это эссе 2017 года: тогда вдруг резко обозначился стилевой слом, представитель России при ООН вдруг вызверился на английского дипломата: ты че, гляделки куда уставил, ты на меня гляди. Стиль "гоппи" возобладал повсюду: гоп-политика, гоп-дипломатия, гоп-журналистика, гоп-религия, гоп-спорт, гоп-Дума – все заслужило эту приставку. Но сейчас, мне кажется, гопничество – уже пройденный этап. Гопник, допустим, днем работает при какой-то мастерской, лифтером, а ночью он хозяин подворотен, это такое половинчатое существование. Россия тогда была еще принята в международном сообществе, хотя и как страна с особенностями, с гопническими замашками. А сейчас это уже не любительский бандитизм, а профессиональный, чистейший криминал.

Из книги "Русский антимир. Политика на грани апокалипсиса":

"… формируется новая государственная религия, религия войны и "светопреставления", в которой соединяются такие, казалось бы, трудно сочетаемые ингредиенты, как фашизм, православие, старообрядчество, евразийство, русский национализм, апокалиптическое сектантство, государственничество, империализм, миллениаризм... Эта, по сути, антихристианская апокалиптика обращена к теме смерти и конца, пронизана ненавистью к личности, достоинству и свободе человека, презирает науку и технологию; она видит свой идеал в платоновских антиутопиях "Чевенгура" и "Котлована", в предельном истощении и оголении всего материального субстрата жизни и в упразднении жизни как таковой. И у этой силы первый раз в жизни есть оружие".

– Вы пишете, что чем сильнее раскручивается антисистема, чем глубже загоняет антизакон и антимораль внутри себя, тем быстрее несется система к гибели. Есть надежда на то, что она долго не просуществует?

– Такая надежда была бы оправдана в доядерную эпоху. А сейчас, когда антисистема несется к гибели, я не вижу моральных или каких бы то ни было причин, которые помешали бы ей утянуть за собой весь мир. Вот этого я, честно говоря, боюсь. Эти люди явно перешли черту вменяемости. Я представляю себе их психическое состояние: они не могут позволить себе дрогнуть, отступить даже на миллиметр, потому что их немедленно сожрут свои же. Это вопрос блатной чести (увы, есть и такая "честь"). Чтобы не сморгнуть – пахан, не моргнув, может уничтожить весь мир. Чем свои отравят или повесят, лучше нажать на кнопку и отсидеться в бункере.

– То есть мы стоим на страшной развилке?

– Не знаю, мне никто из ЦРУ не докладывает. Может быть, у Штатов придуманы какие-то меры крайнего воздействия. Хотя, судя по тому, что они опасаются вступать в открытое противостояние, наверное, нет каких-то совсем таинственных мер и гарантий, чтобы обезопасить себя от безумца. Но хотелось бы надеяться, что в решающий момент что-то может вылететь из космоса и целенаправленно уничтожить угрозу.

– Зачем им все это понадобилось? Они же явно могли сидеть у власти до конца своих дней и обойтись безо всякой войны.

– С таким населением и природными запасами могли.

– Тогда зачем? Вы пишете о мести более удачливым, умным. Как двоечники бьют отличников в школе.