— Подполковник милиции Рустам Бабаев, старший оперуполномоченный уголовного розыска по особо важным делам, — прочитал старший лейтенант.
А про себя подумал: «Уж очень молодой этот «важняк», явно нет еще сорока, правда, голова почти вся седая».
Подполковник в двух словах рассказал о цели своего визита и начал расспрашивать об убийстве на почте. Понадобилось немного времени, чтобы убедиться, что участковый ничего нового ему не сообщит.
— Не густо, — подытожил он беседу и встал. — Вы попейте чаю, а я пока пройдусь до почты и вернусь сюда.
— Нет, нет, — запротестовал участковый, — пойдемте вместе, чай подождет.
Подхватив свою видавшую виды кожаную папку, с которыми в городе уже давным-давно никто не ходит, он заторопился следом.
— Извините, а где ваша машина?
— Меня довез водитель начальника РОВД и я отпустил его, неизвестно, сколько времени придется пробыть здесь, — ответил Бабаев.
Подполковник шел легким, упругим шагом. В джинсах и легкой спортивной куртке, он меньше всего напоминал человека, занимающегося таким серьезным делом, как раскрытие убийства. Старший лейтенант с трудом поспевал за ним. Попадавшиеся навстречу сельчане без особого любопытства смотрели на приезжего, не надо было обладать особой проницательностью, чтобы связать его появление с убийством начальника почтового отделения.
Происшествие всколыхнуло тихую, размеренную жизнь селения на целых три месяца. Судили о нем и так, и сяк, а потом перестали, надоело обсуждать. Предположения исчерпались, ничего конкретного, заслуживающего внимания никому в голову не приходило. Следователь прокуратуры вызывал к себе поодиночке и группами, беседовал, расспрашивал, записывал показания, просил расписаться на каждом листочке. Вроде бы, не сидел без дела, но время шло, а результатов никаких. С каждым днем вызовов становилось все меньше, и постепенно они совсем прекратились. Злые языки острили по этому поводу, мол, план по показаниям выполнили, а потом разнесли весть, что дело приостановлено и вообще будет прекращено. И вот новое лицо.
Подполковник и участковый подошли к неказистому одноэтажному каменному строению, где размещалась почта. На входной двери, выкрашенной в ядовито-синий цвет, висел массивный замок. Старший лейтенант пояснил, что по штату предусмотрена всего одна должность, и после смерти Лятифова никого еще на нее не подобрали. Временно обязанности выполняет пенсионер из райцентра, в прошлом почтовый работник. Наезжает нерегулярно, на час, другой, завезет корреспонденцию, посылки и обратно.
Рустамов внимательно рассматривал старый, из белого кубика-камня домишко, в котором разыгралась трагедия, и думал о своем. В течение первых трех дней командировки он внимательно изучал материалы уголовного дела, обобщал, систематизировал имевшуюся информацию. Детально проанализировал принятые оперативно-поисковые меры по установлению и розыску преступника. К сожалению, почти ничего обнадеживающего не нашел. Впрочем, это его не обескуражило, более того, на быстрый успех он никогда не рассчитывал, сказывалась привычка заниматься обычно, что называется, «гиблыми делами», то есть не имевшими перспективы к раскрытию. Среди коллег Рустам пользовался репутацией талантливого розыскника, имел на счету десятки раскрытий сложнейших преступлений. Каждое новое дело рассматривал как очередное испытание его возможностей, ступень на лестнице, ведущей к профессиональному совершенству. Запутанность интриги только подстегивала, заставляла напряженно думать, концентрировать душевные силы и умственный потенциал. Не преодолеть новую ступень — значит, остаться на месте, не сделать шаг вверх. Он не любил проигрывать, дорожил своей репутацией в кругах профессионалов. Не будучи тщеславным по натуре, он уже неоднократно отказывался от продвижений по службе, оставался оперуполномоченным, хотя и с приятным добавлением — по особо важным делам. Оно гарантировало ему «привилегии» перед остальными сотрудниками уголовного розыска в получении наиболее сложных и запутанных дел. Его это устраивало.
Берясь за бесперспективное дело, он всякий раз горячо включался в него, испытывал какой-то особый азарт и целиком погружался в отработку версий, выстраивая четкий по своим логическим посылкам механизм поисковых действий. Практика сама подсказывала ему правила, которым он следовал неукоснительно — обязательный осмотр места происшествия, даже если со дня совершения преступления минуло более года, всестороннее изучение личности жертвы преступления, ее взаимоотношений с окружающим миром. Он старался узнать об убитом мельчайшие подробности, накопить и переработать как можно большее количество фактов из его жизни, через которые искал подходы к его внутреннему миру, к истине. Наверное, артист назвал бы это «вхождением в образ».
Не просто познать мир другого человека, уловить особенности восприятия им окружающих его людей, характеров, разобраться, кто враг, а кто друг. Это вдвойне трудно, если ты никогда его не видел, и все, что связано с ним, раскручиваешь в обратном порядке, оцениваешь в прошедшем времени. Для этого нужно переработать массу информации, полученной от лиц, с которыми общался человек, причем, не только от тех, кто окружал его ежедневно, но и от тех, с кем он виделся очень редко, может быть, даже всего один раз. Не менее важное значение Бабаев придавал миру вещей, окружавших убитого. Эти немые свидетели порой красноречиво характеризовали своего хозяина, его привычки, наклонности.
В ходе первичного изучения собранного в уголовном деле материала подполковник убедился, что придется начинать с нуля, а это значит, самому осмотреть место происшествия, заново беседовать с людьми и так далее. Он сознавал, что вступает в поединок, не имея ответа ни на один из десятков возникших вопросов. Плюс ко всему, ощутил явственное дыхание самого сильного врага оперативника — быстро бегущего времени, уже и так достаточно упущенного следствием за эти месяцы.
Посвятив в свои планы начальника РОВД и отказавшись от предложенной ему помощи в лице оперуполномоченного уголовного розыска, он выехал в селение.
Старший лейтенант никак не мог избавиться от чувства неловкости перед Бабаевым за то, что тот застал его в дневное время в чайхане, хотя вины особой он за собой и не чувствовал. Как раз в это время, с четырнадцати до семнадцати часов, у него отдых, предусмотренный графиком работы, а потом до одиннадцати снова служба. И все-таки участковый в сердцах поругивал себя, не зная, как долго еще будет продолжаться молчание подполковника и с чем оно связано.
Они несколько раз неторопливо обошли почту и снова остановились у входа.
— А что, при Лятифове был такой же замок? — повернулся Рустам к старшему лейтенанту.
— Да, — немного подумав, ответил тот. — В хозяйственном магазине с прошлого года лежат такие замки.
— Ясно, — произнес подполковник и вновь погрузился в молчание.
Из материалов дела он знал, что встревоженная отсутствием мужа жена Лятифова, Нигяр, обошла вечером всех знакомых и родственников и в полночь в слезах прибежала к участковому. Он быстро собрался, они дошли до почты, дверь была заперта, висел замок. Попытались заглянуть внутрь, но увидеть что-либо в окно с улицы было невозможно. Участковый не исключал того, что Лятифов срочно выехал в райцентр. Он как мог, успокаивал плачущую женщину, но она категорически отвергла его предположение. За десять лет их совместной жизни муж ни разу никуда не отлучался, предварительно не предупредив ее. И вообще, по ее словам, он был домосед. Даже в гости ходить не любил. Если его не было дома, значит он на работе. Засиживаясь вечерами, в одиночестве с удовольствием возился со служебными бумагами, которые всегда были у него в идеальном порядке. Ее тревога передалась-таки Гусейнову, быстро собравшему дружинников и общественных помощников. Посоветовавшись, приняли решение пройтись по селу, осмотреть дорогу от дома Лятифова до почты, затем обошли на всякий случай окраины селения. Ничего не выяснив, продолжили поиски утром.