— Нет, я пришел сам, я отвечаю за этот участок.
Собеседник недовольно вздохнул.
— Хорошо же вы за него отвечаете! Зейналову уже звонили насчет этого хулигана, и, надеюсь, он дал соответствующие указания?
— Скажите, почему все-таки они подрались, вы беседовали с сыном? — задал наконец вопрос Вагабов.
Хозяин квартиры отрицательно качнул головой.
— Какие там беседы? Шпана паршивая, пристал к мальчишке из-за какой-то фотографии или картинки, — он поднялся, — может, вы и меня спросите, почему у меня под глазом синяк? Теперь представьте себе, как он отделал ребенка.
— Но Назим на год моложе вашего сына, — заметил Акиф.
— Ну и что, — взорвался тот, — я что-то плохо вас понимаю.
Акиф молча вышел. Еще не приняв никакого решения в отношении своих дальнейших действий, медленно направился к школе. Вспомнилась первая встреча с Назимом. Худенький, стройный мальчишка стоял в кабинете директора, опустив голову. В учительской разбили стекло, среди тех, кто крутился во дворе в тот момент, оказался и Назим. У него допытывались, кто бросил камень, он долго молчал, а потом признался, что это его рук дело. Позже лейтенант случайно узнал, кто разбил стекло, завел об этом разговор с Назимом, хотел узнать, зачем тот взял вину на себя.
Парнишка долго молчал, потом поднял глаза:
— Он сделал это случайно.
— Ну, а почему ты должен был за него отвечать?
— Так получилось, ведь оправдываться в той ситуации во всех отношениях было унизительно.
Эта беседа запала в память инспектору. Потом он не раз встречался с Назимом, бывали драки, пропуски занятий. Словом, трудный пацан, отец слепой, в семье, кроме него, еще двое детей. Мать работает уборщицей в двух местах. Где уж тут не попасть под влияние улицы.
Назим относился к лейтенанту настороженно, в беседах никогда не юлил, но и не откровенничал. Лишь однажды после некоторого раздумья попросил Вагабова не приходить к ним домой, чтобы не беспокоить отца.
— Пожалуй, я соглашусь на это, — ответил Акиф, — но с условием: не пропускай занятий, чтобы я имел возможность в любое время найти тебя в случае надобности.
На том они и порешили. С тех пор парнишка оттаял. Несколько раз Вагабов встречал его около школы, и они, медленно прогуливаясь, беседовали. Иногда во время разговоров на отвлеченные темы парнишка оживлялся и, забыв о всегдашней настороженности, начинал рассказывать о семье, родителях, братишке и сестренке, которых очень любил. Судя по всему, он много читал, жил напряженной внутренней жизнью. Он начал тянуться к Вагабову, но боролся с самим собой. Доброжелательность, искренность лейтенанта, его тактичность делали свое дело. Постепенно их беседы становились все продолжительнее, интереснее, затрагивали самые различные аспекты жизни, и паренек убедился, что его старший товарищ много знает, с ним интересно общаться.
— Ох, если бы не эта форма, — как-то с неподдельным огорчением вырвалось у него, — вы ведь общаетесь со мной по долгу службы.
Впервые за время их знакомства лицо лейтенанта потемнело, но он ответил своим обычным ровным голосом:
— Видишь ли, Назим, моя служба мне по душе. И знаешь почему?
— Нет, — мотнул головой Назим.
— Потому что в ней для меня неделимо то, что делается для долга и то, что для души. Понимаешь, это единое целое.
Задумавшись, Вагабов не сразу обратил внимание на группу подростков, стоявших с сигаретами в руках под баскетбольным щитом. Они молча наблюдали за ним, решая в какую сторону лучше всего ретироваться, чтобы избежать неприятной беседы о вреде курения.
Вагабова они все хорошо знали, относились с уважением за всегдашнее спокойствие, справедливость, ненавязчивость, но все же предпочитали не попадаться лишний раз на глаза, тем более, когда знали за собой грех.
Он опередил их намерения, подозвав к себе. Зная по опыту, что говорить напрямую о драке бесполезно, все равно ничего не узнаешь, завел разговор о посторонних вещах. Неожиданно для него один из парней сам спросил, что же будет с Назимом, все-таки взрослого мужчину ударил.
— Мне трудно судить, — ответил лейтенант, — я ведь ничего об этом не знаю.
— Так узнайте!
— Хотелось бы, но каким образом? Вы не скажете, Назим и Завур тоже предпочтут молчать.
— Французы говорят, ищите женщину, — шутливо произнес один из ребят.
— Спасибо за совет, — в тон ему ответил Вагабов, — учту его. Главное, найти фотокарточку и узнать, кто она, так ведь?
Эффект сказанной на всякий случай фразы превзошел все ожидания. Ребята насупились и затоптались на месте, явно давая понять, что торопятся.
Он решил их больше не задерживать. Распрощался как ни в чем не бывало и зашагал к дому Назима.
Вагабов вовремя ушел со школьного двора. Из дверей школы в сопровождении директора появился Зейналов с папкой в руках.
Вагабов ускорил шаг. Подойдя к дому Назима, он вспомнил об их уговоре. С одной стороны, сегодня он уже нарушил уговор, хотя и не по своей вине, но все-таки, второй раз лучше его не нарушать, — решил лейтенант.
Стоять под забором долго он тоже не мог. Оставалось надеяться на случай. Назим мог увидеть его через чердачное окошко, если находился наверху. Ему даже показалось, его лицо мелькнуло за стеклом.
Истекли минут двадцать безрезультатных прохаживаний туда и обратно вдоль забора. На него начали обращать внимание соседи из дома напротив, и он счел за лучшее уйти. Жаль, надо было опередить Зейналова, что-то крылось за историей с фотографией. Что на ней? Вряд ли это рок-группы, культуристы. Нет, здесь все не так просто, подумал он.
— Акиф-муаллим, вы приходили за мной? — услышал он позади себя.
Обернулся. Перед ним стоял Назим, осунувшийся, с разбитыми в кровь губами.
— Заходил, — кивнул Вагабов, — только не за тобой, а к тебе. Расскажи, что произошло.
Парнишка покачал головой.
— Можно узнать, что вам уже рассказали об этом случае?
— Так, разное.
— Помните, вы говорили, что цените в отношениях между людьми открытость? Вы теперь изменили своим принципам?
— Нет, но как старший я имею право выслушать сначала тебя.
— Я должен оправдываться?
— Тебе нужно сказать правду, — отпарировал Вагабов, — мы во всем разберемся, поверь мне.
— А что здесь разбираться? Просто подрались.
— Но ведь была причина. Кто инициатор и все остальное?
— Остальное? — переспросил Назим.
— Конечно.
— Остального не было, я его просто избил, потому что он мне не нравится, — с вызовом ответил паренек.
— Больше тебе нечего сказать?
— Нет.
— Ну что ж, тогда до свидания! Я рассчитывал на тебя, но видимо, придется самому разбираться в этой истории, в которой задета не только твоя честь. Что же ты стоишь, иди.
Назим опустил голову и, медленно повернувшись, пошел обратно.
В отличие от Вагабова, Зейналов уже завершил проверку.
— Пиши объяснение, почему провалил воспитательно-профилактическую работу с подучетным, — сказал он с видом победителя и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
В сердцах послав его ко всем чертям, Акиф молча вышел на улицу. Пусть думают, что хотят, напишу рапорт и переведусь в другой отдел, успокоил он сам себя, но ненадолго. Перед глазами встали нехитрая обстановка в доме Назима, бледное лицо его слепого отца, натруженные руки матери. Жалко мальчишку, возьмет все на себя и делу конец. Нет, рапорт он, конечно, напишет, но чуть позже, иначе потом будет мучить совесть.
— Привет, Вагабов, — высунулся из окна дежурки опердежурный капитан Нафталиев. — Тебя дважды спрашивала по телефону девушка.
— Номер оставила?
— Нет.
— Спасибо, если позвонит еще раз, спроси, кто она, и пусть оставит номер.
— Ладно, если она согласится это сделать.
Подошли двое инспекторов из отделения инспекции по делам несовершеннолетних.
— Не расстраивайся, Акиф, мы слышали, Зейналова скоро толкнут на повышение. Как-нибудь перетерпим, — произнес добродушный старший лейтенант Рагим Насибов.