– Ты доволен?
На самом деле это меня не интересовало. Хотелось попасть домой, встать под душ, чтобы сбить его вкус и запах, который пропитал меня насквозь не только снаружи, но и изнутри. Хотелось смыть следы собственной реакции, пошло испачкавшей белье. Хотелось забиться в норку и попытаться собрать осколки треснувшей скорлупы.
Макс в легком обалдении согласно кивнул. Я видел, как он мучительно ищет какие-то правильные слова. Я фактически слышал, как они с грохотом перекатываются в его голове. К счастью, он был не в состоянии хоть как-то привести ситуацию в приличный вид, и поэтому мы под неловкое молчание спустились вниз и разошлись.
***
Я сидел на смятой развороченной постели, голый, разбитый, разозленный. Душа, словно дождевой червяк вытащенная на поверхность, пыталась забуриться поглубже, подальше… Не получалось.
– У тебя что-то случилось? – рука моего старого друга и любовника опустилась на обнаженную кожу, заставляя меня непроизвольно дернуться.
– Я не могу, – признался я.
– Я вижу. Проблемы?
Проблемы, да. Я, стиснув зубы, терпел сколько мог привычную ласку, но скользивший по телу язык заставлял содрогаться от отвращения, я уходил от поцелуев, потому что их вкус вызывал неприятие, я перехватывал руку, выписывавшую по коже узоры ласк, потому что это была не та рука. Прервав прелюдию, я потребовал секса, даже где-то замелькало привычное наслаждение. Но оно, вспыхнув, тут же высветило череду въевшихся в подкорку образов. Тонкая кожа, облившая нежным бархатом напряженные мышцы живота с тропинками вен. Напряженные длинные пальцы, впившиеся до белых ногтей в обивку дивана. Закаменевшие от сконцентрированного желания твердые бедра под моими руками. И запах. Тот личный запах, который заставляет волком выть мое разграбленное нутро. Я вывернулся и переполз на край кровати. Сгорбившись, попытался запихнуть, изничтожить эту безвекторную злость. Никто не виноват. Так получилось. Так получилось, что я больше не хочу, не могу никаких других рук. Не могу перенести другой близости.
– Прости. Я не могу. Мне лучше уйти.
– Может, поговорим? – сзади щелкнула зажигалка и потянуло сигаретным дымком.
– Есть один человек… И больше ничего нет.
– Информативно-то как. Руслан?
– Что?
– Я всегда буду рад тебе. Тебе это записать, чтобы потом даже не было попыток подрезать себе крылья или так запомнишь?
Я, скомкав одежду и зашвырнув ее в угол, вернулся под одеяло, прижался к теплому телу.
– Без ошибок прожить нельзя.
– Я знаю, – плотнее сжав веки, я пытался вытравить из сознания образ Макса.
– Не всегда то, что расходится с нашими планами – ошибка.
– Ты слишком дорогой репетитор, а философия не мой предмет.
– Спи, муравей.
– Я самурай.
– Это уже куда серьезнее…
Макс
Я идиот. Затушил пожар бензином, теперь кручусь в разворошенном гнезде из одеял и подушек, и по телу тягучей патокой похоть. В голове нет ни одной мысли, только воспоминания, обнажающе ясные, четкие, отзывающиеся мучительным возбуждением. Только хлещущий своей неправильностью вопрос: а как же с ним будет в постели? Минет от парня это та допустимая грань, где ты еще нормальный и сексуально раскрепощенный. Но парень в твоей постели… Я жарко верчусь, пытаясь то закутаться, то раскутаться, и созерцаю начинающие светлеть перед серым утром углы квартиры. Это уже не первая ночь, которая плавит меня на медленном огне. Выбивает равнодушной иглой татуировщика вопрос на обратной стороне век, чтобы даже закрывая глаза я его видел. Да или нет? Могу ли я? Готов ли я? Что потом будет? И я понимаю – откинуть, избавиться не получится. Понимаю всей кожей, покрывающейся мурашками, стоит лишь вспомнить припухшие губы. Понимаю жаркими волнами возбуждения, стоит лишь кинуть взгляд на кнопку с цифрой пять в лифте. Понимаю, когда внутри екает что-то, стоит лишь упрямому ежику черных волос мелькнуть в толпе. Как же быть?
***
Я замечаю его случайно – возле высокой стойки в холле он покупает кофе, зажимая плечом трубку телефона, и что-то одновременно пишет. И внутри разливается бурное первобытное желание присвоить, заклеймить, схватить, оглушить и забрать в свою пещеру. Но его же хрен утащишь? Он же будет втыкать в меня свои острые негнущиеся правила. Я же чувствую, что его зашкаливающий самоконтроль не позволит мне расписать игру по своим правилам. Он не удобный, он не гибкий, он… парень.
Моя ладонь ложится в паре сантиметрах от его.
– Мне двойной эспрессо, будьте добры, – улыбаюсь я баристе. – Давно не виделись, – это уже самураю, все так же не поворачивая головы.
Просто не могу. Я, шагнув в его приватную зону, как будто попадаю в его четко очерченный мир, и меня заклинивает в той позе, которую он выбрал для меня. Но я чувствую ребром ладони тепло его кожи. Эта незначительная мелочь, которую и контактом-то назвать нельзя, почему-то туманит разум и заставляет сжаться в почти болезненном спазме сердце. Я опускаю глаза на стойку и не могу оторвать взгляд от рук, моей и его. Между ними всего два сантиметра. Руки одинаково напряжены и почти подрагивают от желания сорваться со стойки. Один жест. Я вдруг четко осознаю, что у меня есть право только на один жест, который либо даст шанс, либо лишит его, и без вариантов. Я накрываю его руку, и его пальцы расходятся, принимая мои и сплетаясь в крепкий замок.