— Ах, так!
— Да так!
— Ну, вот и поговорили, — довольно миролюбиво произнесла я уже в дверях. — Вся твоя сущность шовиниста и показалась во всей красе. От меня только трупы и неприятности. Так вот, я избавляю тебя от неприятностей!
— А труп? — автоматически ляпнул Федоров.
— О! Его ты можешь оставить себе. На память. О неприятностях.
И после этого мне будут говорить, что с любым мужиком можно найти общий язык! С Федоровым общий язык можно только потерять, с ним вообще перестаешь разговаривать. Правильно мне Анна говорила — шовинизм и домострой. Никакой свободы и собственного «я». Никакого креатива. Все — развод, и тумбочка между кроватями. Пусть только подойдет, я ему покажу такой креатив…
Стоп! Как же я раньше не дотумкала. Чтобы присылать такие картинки, коими меня регулярно одаривал аноним, нужно обладать стандартным дизайнерским пакетом. Прибавим сюда ненависть к женскому полу, извращенное чувство юмора, и кто у нас получается?
Правильно! Копытин.
Я вдруг поймала себя, что стою около его кабинета, дверь приоткрыта, ничто не мешает войти и залезть в компьютер. Змеей проскользнула внутрь, прислушалась, вздрагивая от тишины. Минут десять у меня есть: дизайнера сейчас допрашивает один из федоровских удальцов. Почему бы и не рискнуть?
Осторожно присела на расшатанный стул — и как он с него не падает? Прикоснулась к мышу, призывно подрагивающему красным глазом. Так и думала: пароль… Хм… Какой пароль может быть у нашего доморощенного философа? Логос? Сознание? Психоанализ? О! Фрейд! Наше почтение господину Зигмунду. Старик не подвел. Рабочий стол подмигнул разноцветными значками. Вряд ли он хранит эти фотографии прямо на рабочем столе. Нужно искать на диске. Нервничая, я нажала кнопку поиск. Папка «Елена». Мимо. Папка «Дина». Мимо. Папка «Анна» мимо. Папка «Эфа». Есть! Ого, как запрятал, прямо Кащей бессмертный, да и только! Сразу и не доберешься, если не знать, где искать.
А я вот нашла. Аккуратненько копируем папочку по сети: а то откроешь, потом проблем не оберешься. На досуге ознакомлюсь с секретными материалами господина Копытина.
Уф! Успела. Когда дизайнер вошел в кабинет, я сидела на гостевом стуле, лениво листая глянцевый журнала.
— Что ты тут делаешь? — задал он мне вполне ожидаемый вопрос.
— Тебя жду, — вполне ожидаемо ответила я и небрежно кинула журнал на маленький кожаный диванчик. — Уютно у тебя. Когда у меня стресс, душа требует уюта. Вот я и зашла на огонек.
— Помнится, свет я выключил, — он бегло и испуганно оглядел кабинетик.
— М-да, образное мышление у тебя хромает, — поставив диагноз, я неторопливо вышла в коридор. — Дверь закрыть?
— Закрой, если тебя не затруднит, — Копытин почему-то смутился. — А зачем приходила? — спохватился он.
— Не помню, но за чем-то важным.
Едва сдерживая нетерпение, я бросилась к компьютеру.
— Ты чего такая… взъерошенная? — спросил флегматичный Федотов, который в этот момент что-то высчитывал на калькуляторе.
— Так ведь убийство! Милиция! Допросы! Пытки! Угрозы!
— Бывает, — философски изрек он. — А то я подумал, может, случилось чего… Блин! Опять обсчитали, сволочи! Сколько раз зарекался не иметь с ними дел, и на тебе, опять поддался на уговоры! — он раздраженно отшвырнул калькулятор.
— Слушай, Серега, а ты вчера ничего подозрительного в офисе не видел?
— Начальство рано свалило.
— Что в этом подозрительного?
— А то, что оно никогда раньше десяти вечера не покидает рабочего места.
— Под начальством ты имеешь ввиду…
— Газету и Корнилова, — Серега вкусно потянулся. — Синицын тоже удрал, но потом вернулся вместе. Исчез уже вместе с Копытиным. Потом мужик приходил. Стройный и рыжий. Заперся в сортире. Посидел немного, отжурчал свое и тоже исчез. — Федотов насмешливо посмотрел на меня: — Не знаешь, кто бы это мог быть?
Вот тебе и «ничего не видит, ничего не слышит и ничего никому не скажет». Не дрогнув, я выдержала взгляд самого наблюдательного сотрудника фирмы:
— Понятия не имею. Но это очень подозрительно.
— Подозрительно — не то слово, «наводящее на размышление» будет намного вернее. Интересно, куда наши зайчики отправились?
— Может, по делам?
— Может, и по делам. Вопрос только, по каким делам. Любопытно, что дела у них находятся аккурат перед убийством. Грешным делом, я даже решил, что сегодня сообщат о твоей гибели. Мол, с глубоким прискорбием сообщаем. В расцвете сил и органов жизнедеятельности, скончалась такая-то… Хотел даже цветочков прикупить, но потом опомнился: купишь букет — и добро пожаловать в каталажку! Дескать, откуда вы знали про убийство? А чего тут знать! Элементарная дедукция! Прихожу, и точно — труп, да еще на своем рабочем месте. Вот это профессиональный рост! Вот это я понимаю! Про таких говорят сгорел на работе!
— Скорее, работа задушила.
— Можно и так, — согласился Федотов. — Спорить не буду. Пусть и постфактум, но Юльку я зауважал. Это ж какую силу воли надо иметь, чтобы в избитом состоянии приползти на работу и отдаться в руки убийце! Ай, молодца!
— Ты циник.
— Так же, как и ты. Все сентиментальные люди — циники. Но в душе — только никому не говори — я гуманист, а значит, ничто гуманистическое мне не чуждо.
— Тебе Юлю разве не жаль?
— Жаль. Но и только. Она мне не нравилась. Я, вообще, людей не люблю. Животные — другое дело. Вот у меня дома кот и лаечка. Кот разговаривает и может рюмочку на грудь принять, лаечка улыбается и борется с котом за трезвость.
— Высокие отношения!
— А то! Высокие и правильные! Не то, что у нас, у людей. Животное не может быть подлым. У него даже убийство оправдано, — он вдруг резко сменил тон и с тревогой посмотрел на меня: — Я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, Эфа, ты будешь следующей.
— Следующей?
— Следующей жертвой. Смотрела «Карьерное убийство»? Там в каждой серии кого-нибудь убивали, пока в офисе не осталось никого, кроме уборщицы и рыбок в аквариуме. У нас тоже своего рода «Карьерное убийство». Вот я и не хочу, чтобы ты разделила участь девчонок.
— Если не хочешь, тогда посоветуй, что мне делать…
— Увольняться.
— Иными словами, убийца — кто-то из офиса?
— Я не знаю, — Серега сосредоточенно изучал содержимое одного из ящиков в своем столе.
— Но догадываешься…
Он резко отодвинул компьютерное кресло и направился к выходу:
— Ты не представляешь, во что ты ввязалась.
— Почему же не представляю? В убийство.
— Если бы только в убийство. Если бы…
ГЛАВА 26
— Мама, я по тебе скучал.
— Я тоже. — Дина обняла Степку. На кухне Иринка и баба Лида лепили пельмени. Перемазанная в муке и важности Иринка выставила мать и брата за дверь. Дескать, нечего вам тут…
Дина прилегла на диван. Степка мигом нырнул к ней под бочок. Посекретничаем?
— Знаешь, мам, я вчера решил, что буду президентом. А сегодня передумал.
— Почему?
— Это очень тяжелая профессия. Сердце болит, почки. И ответственность. А кругом дураки. Я лучше вырасту и женюсь на тебе.
— Передумаешь! Я к тому времени старая стану, некрасивая.
— А разве нужно жениться только на молодых и красивых?
— Не знаю.
— Мам…
— Что?
— А вдруг меня жена не будет любить.
— Будет. Я же тебя люблю. Вот и она будет.
— Ира говорит, что наш папа ушел, потому, что ты его не любила, что ты никого не любишь.
— Я тебя люблю. А папа ушел потому, что ушел. Тебе без него плохо?
Степка тяжело вздохнул.
— Я его не помню. Он, наверно, потерялся. Хотел вернуться, но забыл, где наш дом.
— Может быть… Так часто происходит.
Степка уцепился за палец Дины. Рот сковородником, еще минута, и заплачет.
— Я боюсь. Вдруг и ты потеряешься?
— То есть? — Дина приподнялась.
— Я вчера сказку слушал. Когда тебя не было. Там были люди-потеряшки. Они всю жизнь кого-то искали. Некоторые даже умерли. Но так и не нашлись. Ушли и не вернулись.
— А что было потом?
— Не знаю. Я заплакал, и бабушка радио выключила. Сказала, что я твое отродье и буду сам по себе. А я плакал и боялся, что ты больше не придешь…