– Фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?
– Такие же, как и вчера, – сухо ответил я.
– Повторяю: фамилия, имя, отчество, год и место рождения?
– Повторяю: перепишите из вчерашнего протокола.
Следователь отложил ручку, пружинисто вышел из-за стола и направился ко мне. Я понял, что перегнул палку, и теперь он меня будет бить. Но отступать было поздно. Он остановился передо мной – крепкий и коренастый. Ростом следователь оказался невелик, я был на полголовы выше. Поэтому он принялся угрожающе покачиваться передо мной на каблуках. Руки он поднял перед грудью, словно приняв стойку, и начал пощелкивать костяшками, задумчиво разминая их. На пальцах правой руки было выколото: «д.и.м.а».
– Ты чё, сука, не понял, где находишься? Те чё, почки жмут? – произнес он.
И я бы, наверно, испугался, как испугался вчера. Но сейчас перед глазами стояло письмо профессора Пиколя, поэтому я поднялся и смело глянул на него.
– Отставить, – произнес я внушительно, изумляясь самому себе. – Ты вообще хорошо понимаешь, кто я? Тебе чего приказано было? Под любым предлогом задержать меня с друзьями до приезда начальства из Москвы. И обеспечить нам условия! Если узнают, что ты на меня орал, не кормил, если ты посмеешь меня ударить – пойдешь под суд. А если пришельцы узнают, что меня арестовали, они тебя вместе с твоей ментовкой грохнут ядерным лучом, понял?
По его округлившимся глазам стало понятно, что о пришельцах он ничего не слышал. Но в остальном я, похоже, угадал: мои слова произвели небывалое действие. Дима потупился, спрятал свои кулаки, вернулся за стол и некоторое время молчал. В кабинете стояла адская тишина, какая бывает лишь в очень далеких поселках. Лишь где-то за горизонтом чирикал далекий вертолет.
– Я ж для протокола спрашиваю, работа такая, – буркнул он. – А вы отвечать отказываетесь…
– Почему отказываюсь? Спрашивайте, – кивнул я.
– Кем работаете? – спросил следователь, подумав.
– Инженер-постановщик задач.
– Инженер-постановщик? – переспросил следователь, и его брови недоверчиво дернулись. – В театре, что ли?
Ответить я не успел – клокотание вертолета к тому моменту стремительно приблизилось и вломилось в решетчатое окно вместе с ветром. Рев был такой сильный, что если бы я начал кричать, то сам бы не услышал голоса. Затем гул резко стих, и вскоре в кабинет вошли двое в штатском.
Следователя Диму кивком попросили выйти и подошли ко мне.
– Роман? – начал один. – Я не буду тебе рассказывать сказки, а перейду прямо к делу. – Он начал деловито загибать пальцы. – Я из столицы. Приехал за тобой. Это мы вчера попросили местных, чтоб вы у них переночевали, извини, выхода не было, мало ли что… Ты ни в коем случае не арестован, просто ты сейчас один из самых важных свидетелей контакта. От того, согласишься ты помочь, может, зависит будущее страны. – Он помолчал. – Ты понимаешь, наша страна первой запустила спутник. Наш человек первым полетел в космос. Наши люди первыми вышли в открытый космос. И теперь наша страна первая устанавливает контакт с иноземным разумом! Это очень важно. Поэтому просим тебя поехать с нами, вертолет ждет…
– Выбора у меня нет, я так понял?
Он уклончиво покачал головой:
– Ты не арестован. Но нас ждет серьезная работа. Твои друзья тоже согласились нам помочь.
– Я их могу увидеть?
– Конечно, они уже сидят в вертолете. Я вас только попрошу пока не общаться: наши психологи хотят поговорить с каждым отдельно, чтобы показания были самыми точными, понимаешь?
– А мне хоть позвонить дадут? – спросил я.
Честно говоря, звонить мне было не нужно, это я так сказал, из принципа. Но он тут же протянул мне свой мобильник и махнул рукой, давая понять, что надо спешить и звонить я могу на ходу.
Подумав, я набрал мамин номер, и пока мы шли через двор к вертолету, кратко сообщил, что со мной все нормально, просто задерживаемся на даче. Но мама уже знала о пришельце и очень волновалась. Маруська ей, что ли, прочла мои вчерашние письма? Я успокоил ее как мог и побыстрее закончил разговор, пообещав, что скоро будем в Москве.
В Москве ли мы оказались или нет – этого я не знал. Бетонные корпуса и парк – то ли больница, то ли воинская часть. Впрочем, в парк нас не выпускали и вообще пообщаться не дали – сразу развели в разные коридоры, и я попал на допрос. Или беседу? Здесь моими слушателями были сразу трое: толстяк в погонах, бородач в белом халате и пожилая женщина, тоже в белом халате. Вопросы задавала она. А я отвечал.
– Мы приехали вчетвером: я, два моих друга, с которыми вместе работаем, и Лидка, жена одного из них. Сдали проект и устроили себе отгул. Сели в машину, поехали на реку Медведица, на дачу. Там взяли удочки и пошли к реке. Расположились у реки, помидорчиков нарезали, пивко открыли. Лидка загорать легла. В небе ничего не видели. Слышали в лесу грохот, но не обратили внимания. Потом выползла из леса коробка, длинная, типа как от холодильника, но поменьше.
– Выползла или вышла? – быстро переспросила она.
– Не знаю, я на поплавок смотрел. Обернулся на шум, вижу – в кустах стоит коробка. И тут коробка произнесла: «И у нас есть первый звоночек, здравствуйте».
Я умолк, понимая, как бредово все это звучит.
– Продолжайте, мы внимательно слушаем. Именно «И у нас есть первый звоночек, здравствуйте»?
– Да.
– Во вчерашнем протоколе написано: «у нас», а теперь вы говорите «и у нас».
– Ну да, «у нас», «и у нас», «а у нас» – что-то типа такого.
– Роман, – женщина подняла палец, – это очень важно, постарайтесь вспомнить.
– Да какая разница? – удивился я.
– Разница очень большая. От этого зависит, какую радиостанцию и в какое время он подслушал.
– Думаете, это с радио? – Я с сомнением покачал головой.
– Он выбрал фразу, которой, по его мнению, принято начинать диалог.
Я задумчиво почесал в затылке. А ведь действительно…
– Голос был ровный, без акцента? – продолжала она.
– Без акцента. Нормальный человеческий голос.
Толстяк в погонах задумчиво пометил что-то в блокноте.
– Хорошо, что было дальше? О чем вы подумали?
– Ну, мы подумали, деревенские шутят, залезли в коробку. Как бы чего не сперли…
– Что вы ему ответили? Кто из вас ответил?
Я снова почесал в затылке.
– Честно сказать, не помню. Кто-то из нас сказал что-то. Вроде «ты кто». Или «кто здесь».
– Что было дальше?
– Да! Юрик сказал: «Чё за фигня?» А он тут же выпалил: «Позвольте представить нашего сегодняшнего гостя». И замолчал. Типа представил.
– Откуда шел звук?
– Из коробки.
– Ничего при этом не открывалось, никаких отверстий?
Я помотал головой.
– Опишите коробку, – попросила она.
– Ну… Похожа на картонную по цвету. Без надписей. Только не картонная.
– Почему не картонная? Вы ее трогали?
– Нет. Но мне кажется, это не картон.
– Почему?
– Не знаю.
– Так что за материал?
– Не знаю.
– Пластик?
Я молча помотал головой. Ну откуда я знаю, в самом деле? Не трогал же я его.
– Хорошо, Роман, что было дальше?
– Я точно не помню. Ну… завязалась беседа. Мы уже поняли, что это не шутка, а что-то непонятное. Отвечал он очень быстро. Говорил поначалу отрывистыми фразами. Спросил пару раз голосом Юрика «Чё за фигня?». Спросил женским голосом «Как вас представить?». Ну, мы назвали имена, а дальше пошло легче.
– Насколько быстро он говорил?
– Слова произносил медленно и разборчиво. А вот отвечал моментально, не задумываясь. Говорил все увереннее и точнее… Ну, словно десять словарей успевал пролистать между фразами. Стал обращаться к каждому по имени и вел одновременно несколько разговоров, я не успевал следить, что он говорит остальным.
– Как же вы узнавали, к кому он обращается?
– Не знаю… – растерялся я. – Как-то узнавали, он то по имени называл, то интонацией показывал…
Толстяк в погонах снова что-то пометил в блокноте.
– О чем он спрашивал? О чем рассказывал?
– Сказал, что он космический пришелец.
– Это он так сказал – «космический пришелец»? Или вы его так назвали?
– Он. Я, говорит, космический пришелец. Прилетел на нашу планету из далекого космоса. Потом спрашивал всякие глупости.
– Что именно?
– Меня спрашивал, сколько мне лет, есть ли у меня дети, кем работаю и доволен ли работой.
– Он рассказывал, откуда прилетел?
– Из далекого космоса. Больше ничего не говорил.
– А что собирается делать, рассказывал?
– Нет. – Я помотал головой. – Он вообще не рассказывал, он спрашивал. В какой-то момент спросил, что имеет смысл посмотреть в Москве. Но я не думаю, что он всерьез туда собирался.
– Почему? – спросила женщина.
– Ну… – Я задумался. – Это было похоже на урок языка, как туристов учат. Типа, расскажите о достопримечательностях. Я как-то не представляю, чтобы эта коробка всерьез собралась ходить по музеям…
– Ясно. Какие еще были вопросы?
– Ну, сначала вопросы были простые, потом все сложнее. Все вместе длилось минут десять, не больше. Он спрашивал, что такое сон. Как снятся сны и что ты чувствуешь. Может ли человек не спать вообще, что будет с ним из-за этого. Потом спросил, какой смысл игры в бильярд. Я рассказал. А потом – спросил, что такое чувство юмора. Я не смог ему ответить, что такое чувство юмора. Тогда он прекратил со мной разговаривать и спросил у остальных, что такое чувство юмора. Ну, мы попытались объяснить, типа, это когда неожиданный ход, когда абсурдная ситуация, когда смешной ответ, когда смешно, короче. Он опять: что такое смешно? Если над кем-то подшутили, выходит, его обманули, подшутить – это смешно? Лидка говорит: смешно – это вроде щекотки, только когда не щекотят. Он сказал: спасибо, всего доброго. И стал двигаться в лес.
– Всего доброго или до встречи, до свидания? Или прощайте?
Я покачал головой.
– Про новую встречу он ничего не говорил. Но и «прощайте» тоже не произнес. Он уже к тому моменту отлично владел языком.
– Хорошо. Он пополз в лес. Как он двигался?
– Просто как коробка. Полз. Плавно. Словно коробку на шнуре тянули, только шнура не было. Мы за ним. Он быстрее. Мы бегом. И вышли к этому его черному конусу. Он в нем исчез, и всё. А я достал наладонник и начал щелкать конус со всех сторон, пока Юра не сказал, что тут может быть радиация. Тогда мы ушли.
– Его, то есть коробку эту, вы сфотографировать не догадались, только сам корабль?
– Нет, он нас как-то разговором отвлек… Знаешь, когда собеседник без паузы с тобой говорит, такое ощущение, будто ты на скорость отвечаешь… Подумал, ответил, не успел вздохнуть, а он тебе бац – и новый вопрос. Надо было, конечно, фотку сделать, но я не догадался. И не думал, что он так быстро уйдет.
– Как он ушел в свой черный конус? Там люк открылся или что?
– Мы не заметили. Может, поднырнул как-нибудь. Там трава высокая, да и двигался он быстро, мы отстали.
– Последний вопрос: сколько времени прошло между грохотом в лесу и появлением коробки?
Я задумался.
– Трудно сказать. Не десять минут, а побольше. Но и не час. Минут тридцать, наверно.
Женщина кивнула. Бородач в халате по-школьному вытянул руку и козлиным голосом произнес:
– У меня два вопроса. Во-первых, откуда известно, что пришелец один?
Я пожал плечами.
– Мы говорили с коробкой. Может, это не пришелец и не скафандр, а просто выносной микрофон. Но коробка называла себя «Я». И в мужском роде. Типа «я прилетел».
– Спасибо, – кивнул бородач. – И второе: откуда информация, что это пришелец?
Я открыл было рот, чтобы снова повторить, что это он сам так сказал, как неожиданно за меня ответил толстяк в погонах:
– Тарелка-то есть и до сих пор там стоит. Штука неземная, факт.
Женщина в халате вскинула руку:
– Роман, а теперь постарайтесь сосредоточиться, вспомнить весь разговор и сказать, пришелец вел себя дружелюбно или враждебно? Он пытался навязать что-то или просто расспрашивал?
Я помотал головой.
– Ничего враждебного он не говорил. Дружбы тоже не обещал. Нормально говорил. Просто спрашивал внимательно. Вот вы сейчас меня расспрашиваете – дружелюбно? Вот и он так же. У меня, кстати, к вам вопрос: прошли уже почти сутки, он за это время ни с кем, кроме нас, больше не пообщался, ничего не сделал?
Женщина повернулась к толстяку в погонах. Тот нехотя покачал головой:
– Нет. Но тарелка на прежнем месте.