— Но, о, Великий, только лишь ты имеешь право предавать смерти…
— Столь серьезна вина его?.. Ну, давайте вашего преступника!
Представили Иисуса пред прокуратором. Худой, голубоглазый, с белокурыми слегка вьющимися волосами, он был похож скорее на какого-то северного языческого бога, чем на еврея-преступника. Пилат был уже наслышан об Иисусе, знал, что тот вовсе не преступник: просто неудобен он иудейской церковной верхушке, которая трясется за свою власть над душами граждан Израилевых.
Пилат спросил Иисуса:
— Много в чем тебя обвиняют собратья твои, евреи. Говорят, что на власть покушаешься. Правду ли говорят, что ты величаешь себя Царем Иудейским?
— Ты сказал, не я сказал, — в обычной своей уклончивой манере ответил Иисус, глядя Прокуратору прямо в глаза.
Задавал Пилат Иисусу и еще вопросы, но тот либо отмалчивался, либо отвечал уклончиво. Пилат опять спросил его:
— Ты ничего не отвечаешь? А ведь видишь, как много против тебя обвинений! Что ты скажешь в свою защиту?
Помолчав, Иисус ответил Пилату латинской пословицей, которая почему-то внезапно вспыхнула в его мозгу: «Vincit omnia veritas» («Правда побеждает все»).
— О, ты и латынь знаешь? — Изумился Пилат. — Но что есть правда? Чья правда? Твоя? Моя? Или правда этих… — Пилат не мог подобрать негрубого слова. — Ну, этих твоих обвинителей? И что такое твоя правда перед моей силой?
Иисус опять замолчал. Пилату даже начал нравиться этот тихий и уверенный в себе человек. Он не мог себе представить, чтобы такой человек был виновен в том, в чем его обвиняли его соотечественники.
— Ну, странный он, да, странный, — думал Прокуратор, — но что в этом преступного? Говорят, что ходит, исцеляет народ, даже мертвых якобы оживляет. Ну, а в этом чего плохого? Ведь не убивает же, а наоборот!
А то, что веру новую проповедует?.. Вот за это его первосвященники, в первую очередь, эти два ублюдка — Каиафа и Анна — и не любят. Так в этом ничего странного нет, что этот бродячий философ не любит их веру! И мне та вера не нравится: сколько высокомерия и чванства в самой идее «избранного народа». Ну, чем избранные-то? Сами же сначала придумали Бога, а потом, оказывается он же их и сделал избранными!
Пилат хорошо знал Иудейское Священное Писание: хочешь успешно править народом — знай его религию, культуру, обычаи, нравы. И как он ни ненавидел эту жаркую и убогую страну, как он ни рвался домой, на родину, в Рим, все же он считал своим долгом эту страну знать и понимать. Он считал ветхозаветного Моисея — если только таковой когда-либо существовал — одним из умнейших людей в истории человечества. Ведь человек, одолеваемый навязчивой идеей вывести свой народ из Египта — неведомо куда, в какую-то Землю Обетованную — понял, что не в человеческих это силах, совладать со стадом упрямых и своевольных людей. И тогда он придумал Бога. Как удобно: не он приказывал людям, куда идти, что делать, как молиться, а это Бог ему — и только ему! — поверял сии тайны!
Молодец! Как просто сказать: «По велению Господнему…» А скажи он: «Я считаю, что…» Да кто стал бы слушать его?
И вдруг появляется какой-то Иисус. Объявляет себя Сыном Божьим. Подрывает устои Иудейской веры. Лечит бедных. Осуждает богатых. Кому это понравится?
Очнулся Пилат от своих мыслей. А первосвященники иудейские продолжали настаивать, говоря, что Иисус возмущает народ, проповедуя по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места, мысли враждебные не только вере Иудейской, но и правителям римским.
Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве он Галилеянин? И, узнав, что Иисус из области Иродовой, послал его к Ироду Антипе, дворец которого находился невдалеке от претории.
Нужно вам сообщить, что вообще-то Ирод Антипа был не в своего родителя, которого тоже звали Ирод, но с приставкой Великий. Был он мягок, даже бесхарактерен, всем хороводила его жена — Иродиада. Она и поженила его на себе, оставив своего мужа, который был никем иным, как братом Антипы. Она же и башку Иоанну Крестителю — помилуй меня, Господи — заставила отсечь и на блюде ей принести… Словом, Ирод Ироду рознь, да и вообще, сын за отца не отвечает!
Когда привели Ироду Иисуса, то он даже почти обрадовался, ибо давно желал видеть этого мага и исцелителя, потому как много прослышал о нем, и надеялся увидеть от него какое-нибудь чудо. Но Иисус был непреклонен, ни на какие уговоры не поддавался, не соблазняли его даже обещания Ирода Антипы замолвить словечко перед Каиафой и выручить Иисуса из беды.