— Ты даже не представляешь, как я счастлива сейчас находиться здесь, — сказала, на чистейшем русском, Фат Ил Ти, повернувшись ко мне.
— Ты плод моего воображения? — то ли, спрашивая, то ли, утверждая, сказала я в ответ.
— И да и нет, — уверенно ответила Фат Ил Ти, — без воображения меня бы здесь точно не было. Но я это я, Огонь Большого Сердца.
— Огонь Большого сердца? — переспросила я, глядя, как сверкают её глаза.
— Да, так меня зовут, — сказала Фат Ил Ти и посмотрела в сторону сидящего на пляже отца, — вернее, это то, что значит моё имя.
— Только сейчас я начала осознавать, что мы говорим несколько необычным образом, — задумавшись проговорила я, — я не чувствую, что говорю, я это понимаю.
— Так и есть, — сказала Фат Ил Ти, — ты сейчас лежишь, ты потеряла сознание, а я сижу рядом с тобой. Буквально на мгновение, я уловила твою связь с Сосудом.
— Сосудом, — удивилась я, — мне кажется или ты так называешь его.
Мы обе повернулись и посмотрели друг на друга. А потом Фат Ил Ти печально взглянула на папу снова.
— Да, — грустно прошептала она, — его имя похоже на наше слово, означающее сосуд.
— Мы говорим с тобой, как бы мысленно? — уточнила я.
— Мы говорим на языке разума, — утерев слезу, сказала Фат Ил Ти.
— Мой папа сильно важен для тебя? — сочувственно спросила я, непроизвольно ближе подходя к Фат Ил Ти.
— Очень, — Фат Ил Ти закрыла глаза, — я уже и не надеялась, что увижу его снова. Но я рада. Безумно рада, что вижу его, рада тому, что он жив.
— Ты думаешь он жив? — Спросила я, — Ведь, насколько я понимаю, мы сейчас в моём воображении.
— Несомненно, он жив, — Фат Ил Ти посмотрела на меня, — То, что мы его сейчас видим тому подтверждение. Мы не просто в твоём воображении. И ты, и я, и он, все мы объединены общей сетью. Но, с тех пор как меня пленили Зондбри, я не могла пользоваться этой связью, так как могла выдать местоположение Сосуда.
— А мне всегда казалось, что это плод моего воображения, — сказала я, указывая на всё вокруг, — что это просто мне снится.
— Отчасти это воображение, — проговорила Фат Ил Ти, — как я уже говорила, без воображения этого бы просто не было, но связь есть, и сомневаться в ней выбор каждого.
— А почему мы не можем подойти ближе к нему, — я указала на папу, — почему мы не можем с ним поговорить, также как мы говорим сейчас друг с другом.
— Этого я не знаю, — с сомнением сказала Фат Ил Ти, — возможно, он этого не хочет, а может, он не в состоянии. Но, несомненно, мы видим то, что он хочет нам показать.
— Он хочет показать нам, что он сидит на пляже и смотрит вдаль? — иронично спросила я.
— Он жив! — ответила Фат Ил Ти.
Я открыла глаза, и увидела стоя́щих надо мной Григория, Фат Ил Ти и Гришу. Рука Григория была перебинтована по локоть. Бинты уже были изрядно пропитаны кровью. Сквозь боль на его лице проявилась улыбка. Фат Ил Ти снова бурчала, что-то на непонятном мне языке. Гриша медленно снял шапку, вытер ею пот со своего лица и медленно перекрестился, — Жива, — проговорил он.
— Да что с нею будет, — прохрипел в ответ Григорий.
Фат Ил Ти радушно помогла мне сесть на диван. Григорий пошёл в сторону лестницы, ведущей наверх в зал, — нужно сменить бинты, — сказала он, открывая дверь. Фат Ил Ти сняла бинты с моей головы и принялась промывать рану водой из бутылки, продолжая что-то говорить.
— Я не понимаю, что ты говоришь, — внезапно перебила её я.
— Фпав уе нма рхи, — проговорила она.
— Она не понимает по-нашему, — сказал, стоя́щий у мониторов, Гриша.
— Значит, это всё мне приснилось, — риторически озвучила мысли я.
— Ньет, я гофоришь с ты, — вдруг на ломанном русском, сказала Фат Ил Ти, — я гофоришь мысли в тфоя голофъе.
— А может, и понимает, — подметил, клацающий по клавиатуре Гриша.
— Нушна я он, — неуверенно сказала Фат Ил Ти и показала на дверь, в которую вышел Григорий, и потрясла бинтами.
Фат Ил Ти встала, взяла аптечку и отправилась вслед за Григорием наверх. Я, собравшись с мыслями, встала, поймала равновесие, чтобы не упасть и медленно подошла к Грише. На мониторах отображались несколько графиков, и большое количество цифр.