И тут меня осенило: да это же реанимационная палата, где лежит Вероника! Но как бы проверить мое предположение? Ведь сенс не может подойти к кому-нибудь и прямо спросить: «Скажите, пожалуйста, это Центральная клиническая?». Или может? Хоть бы вывеска какая попалась…
— Огонь, свечи, кровь… — тем временем продолжал бубнить Номер Четыре.
Я дернула за рукав Верховского, но тот нетерпеливо отмахнулся от меня — видимо, и сам понял, что парня занесло — ну какие свечи в палате реанимации, и продолжил допрос:
— Встань и выйди в дверь. Что видишь?
— Коридор. Длинный. Стол. Диван. Спит человек.
— Пусть выходит из отделения, потом спустится вниз и найдет вывеску, — прошептала я.
— Найди лестницу и спускайся — приказал Верховский. — Что видишь?
Парень молчал.
— Черт, лестницу найти не может, — еле слышно выругался Верховский. — Вы там были? Нет? Где там лестница?
— Пусть идет прямо до конца коридора и откроет дверь, за ней будет площадка с лифтами. Рядом с ними лестница, — так же шепотом ответила я.
Верховский тут же отдал соответствующий приказ, к которому добавил свое неизменное «что видишь».
— Дверь, — ответил сенс.
— Открой дверь. Что видишь?
— Большой зал. Пусто.
— Это холл в больнице, — прошептала я. — Пусть пройдет вперед к входной двери и выйдет наружу. Там на стене есть вывеска.
Верховский вывел парня в больничный двор и приказал прочитать вывеску.
— Есть! — услышав название больницы, Верховский с облегчением откинулся на спинку стула.
Как я и предполагала, это была Центральная клиническая, в которой лежала Вероника. Надо было срочно звонить Шефу, но что-то удерживало меня на месте.
— Что Андрей делает сейчас? — неожиданно для самой себя громко спросила я, хотя и не была уверена, что парень послушается меня.
— Снимает бинт, — мучительно медленно проскрипел Номер Четыре.
— Свой? — удивилась я.
— Нет.
В этот момент лицо сенса исказила легкая судорога, глаза закатились, но через секунду лицо опять стало неподвижной маской. Только дышал он теперь заметно тяжелее, с редкими всхлипами. Было видно, как под тонкой фуфайкой поднимается и опускается впалая грудь. Верховский с беспокойством глянул на санитара, тот ответил непонятным жестом.
— Что Андрей делает сейчас? — не выдержала я.
— Идет по коридору.
— Иди следом, — приказал Верховский.
Спустя несколько минут он спросил:
— Где ты сейчас находишься?
— Холодно. Шкафы, — ответил сенс. — Металлические. В них люди. Мертвые.
И оттого что это было сказано застывшим, мертвым голосом, слова прозвучали еще страшнее. Мне показалось, что даже толстокожий санитар вздрогнул, не говоря уже обо мне с Верховским.
«Морг что ли?» — прошептал санитар.
— Что он делает? — дрогнувшим голосом осведомился Верховский.
— Ищет.
Сенс надолго замолчал, потом тем же безжизненным голосом продолжил:
— Нашел. Открыл дверь. Там человек. Мертвый. Холодно. Вода на лице. Больно здесь, — и парень вновь показал на область сердца.
— Что Андрей собирается делать? — не выдержав, вновь встряла я.
— Так нельзя спрашивать! — возмущенно зашипел на меня Верховский. — Он вам не ответит. Они понимают только простые вопросы и приказы…
Но парень вдруг медленно, словно автомат, повернул голову в мою сторону, и мне показалось, что в его глазах, на мгновение утративших привычное безразличие, сверкнула искра понимания. Его мелко затрясло, и он с видимым усилием выплюнул три слова:
— Рубеж. Помочь. Свобода.
Эти слова отняли у него последние силы и, уронив голову на грудь, он то ли заснул, то ли потерял сознание.
— Коли стимулятор! Быстро! — рявкнул Верховский санитару. — Двойную дозу.
И зашипел в мою сторону:
— Не вмешивайтесь! Молчите! Подобные вопросы отбирают у мальчиков много энергии, а мы еще толком ничего не узнали!
— Но…
— Цыц! — шепотом прикрикнул на меня Верховский и с трудом придав голосу спокойный тон переключился на начавшего подавать признаки жизни сенса:
— Вернись на десять часов назад. Ты рядом с Андреем. Посмотри направо, теперь налево. Что ты видишь?
Номер Четыре молчал. Вернее, он честно скашивал глаза направо и налево, видно было, как дергается его кадык, как кривится в напряжении рот, пытаясь что-то произнести, но ни единого слова не сорвалось с его губ.
— М-м-мы-ы… — наконец выдавил из себя Номер Четыре.
— Еще стимулятор. Быстрее… — приказал Верховский.
— Константин Аркадьевич, не выдержит он больше! — тихо, но решительно возмутился санитар.