зажечь две керосиновые лампы;
убрать со стола, унести посуду;
двум помощникам чисто вымыть руки;
полиэтиленовый пакет с кровозаменяющим раство
ром держать за пазухой, чтобы согреть.
Во избежание толчеи и суеты прошу лишних выйти, но стоять рядом с палаткой на случай необходимости. Так быстро сложилась бригада для проведения интенсивной терапии.
Тамм делает на пологе палатки подвеску для капельницы, Коваленко крепко держит руку Славы, который подсознательно все время пытается спрятать ее в спальный мешок. Я ввожу толстую иглу в локтевую вену, и мы начинаем вливать. За несколько часов введено 500 мл 5%-ной глюкозы с норадреналином и строфантином, 500 мл неогемодеза с витаминами.
К 3 часам ночи состояние значительно улучшилось. Руки стали теплыми, пульс на лучевой артерии хороший, артериальное давление 110/60 мм ртутного столба. У Славы появился физиологический сон, при пробуждении сознание стало ясным, легко вступает в контакт. Всю ночь он получал кислород, пил сладкий чай и соки.
Утром мы перенесли Славу в его палатку, и уже на следующий день его жизнь была вне опасности, хотя и оставались кашель, слабость, сонливость. Но когда я разрешил ему встать, стало ясно, что его завидное здоровье еще полностью к нему не вернулось. Резкие нарушения в двигательной сфере буквально не давали ему возможности передвигаться среди камней базового лагеря. Я доложил начальнику, что Онищенко надо спускать вниз, где в атмосфере больше кислорода.
14 апреля Славу в сопровождении Б. Т. Романова три шерпы на станке понесли вниз. Романову, врачу по специальности, я передал шприцы и церебролизин, чтобы продолжить курс лечения. Естественно, что радиосвязи с ними не было, но кое-какие сведения нам приносили туристы. 19 апреля новозеландцы сообщили, что двое русских идут в сторону лагеря и что один из них "доктор Борис".
22 апреля Онищенко и Романов прибыли в базовый лагерь. Здоровье Славы восстановилось, он даже имел робкую надежду попытаться снова пойти наверх, но мне пришлось его категорически огорчить. Самое неприятное и почти непреодолимое для меня как для врача--это кашель, сухой, неприятный, жесткий и колючий, от которого даже в базовом лагере нет возможности избавиться. Он обусловлен раздражением и катаральным воспалением гортани и трахеи вследствие форсированного дыхания сухим и холодным воздухом. Все, что есть в нашей аптеке, пущено в ход: ингаляции, горчичники, перцовый пластырь, всевозможные полоскания, термопсис и другие противокаш-левые препараты, и все безуспешно. У некоторых временами наступала такая осиплость, что они могли говорить только шепотом. Помимо неприятных субъективных ощущений у многих альпинистов были и серьезные опасения, что это перейдет в такую форму, которая может стать препятствием для восхождения.
20 апреля после спуска со второго выхода ко мне
зашел В. Иванов. У него распух и сильно болел указательный палец правой кисти. При осмотре стал сразу ясен диагноз. Под ногтем и в околоногтевом ложе просвечивал гной--это панариции. В обычных условиях для излечения в таких случаях удаляется ноготь, и тогда максимально быстро удается приостановить гнойный процесс. Но здесь! Технически это можно сделать так же, как и везде: есть для этого и инструменты, и возможность обезболить, но Иванов без ногтя не сможет работать на скалах и даже просто с веревкой. Поразмыслив и посоветовавшись сам с собой, я решил сделать атипичную операцию и удалил ему после обезболивания угол ногтя у его основания. Вышел гной, через имеющееся окно теперь можно активно промывать два раза в день рану, накладывать мазевые повязки, делать ванночки. Надо сказать, что Валентин очень сознательно и очень старательно выполнял мои предписания, и уже через 2 дня наступило выздоровление. Оставленный ноготь позволил ему выполнять любую работу этой рукой и остаться в строю и подняться на Эверест.
4 мая, когда наша первая двойка Мысловский-- Балыбердин вышла на штурм вершины из лагеря V, из базового лагеря в I вышли Голодов и Москальцов. Они покинули лагерь рано, но в 8.30 Голодов по радио сообщил, что Москальцов упал в глубокую трещину, ушиб ногу и голову и что им необходима помощь. Это произошло в верхнем участке ледопада Кхумбу, при переходе через трещину по горизонтальной лестнице.
Я поговорил по радио с Юрием Голодовым. Он довольно спокоен, говорит, что Москальцов в сознании, считает, что его можно спускать на своих ногах. Решили, что они будут на месте ждать нашего прихода. Евгений Игоревич распорядился:
-- С доктором пойдут Трощиненко, Пучков, Хомутов.
Мы сели наспех позавтракать, попутно обсуждая, что
взять. Я рассуждал вслух:
-- Если бы Москальцов мог действительно идти сам,
они бы и пошли вдвоем. Уж очень настойчиво Голодов
вызывал доктора и группу сопровождения.
У меня были основания сомневаться в объективности Голодова еще по случаю с Онищенко, когда в сообщениях долго все было терпимо, а на самом деле--уж очень нехорошо.
Я взял аптечку для выходов, в которой всегда лежали мои оптические очки. Трощиненко--станок с рюкзаком, куда положили аптечку и кинокамеру, и быстро пошли в сторону ледопада. Путь был мне знаком: я уже 4 раза проходил по ледопаду с группой Трощиненко для восстановления трассы--где надо было перенести флажки, где поднять упавшую лестницу или перенести ее на другое место. Помимо простого желания ходить по этому маршруту надо было поддерживать спортивную форму на случай экстренного выхода навстречу пострадавшему, на спасательные работы.
Мы довольно быстро (за полтора часа) подошли к ожидавшим нас ребятам, первым--Трощиненко. Я был еще в 70--80 м, когда по фигуре Лени понял, что дело серьезное.
Алексей лежал на расстеленной одежде в сознании. Было солнечно, и между ледяными глыбами тихо и тепло. Вот моя запись из госпитального журнала: "Свободное падение в ледяную трещину с высоты 16 м. Ударился головой и получил множественные ушибы тела об лед. Были неоднократные кратковременные потери сознания, по 3--5 минут. Выбрался из трещины с помощью Голодова. Жалуется на сильную головную боль, при осмотре продолжается обильное носовое кровотечение. При осмотре в сознании, вялый, плаксивый, но контактный, о случившемся не помнит (признак сотрясения мозга). При обследовании обильная рвота кровью (проглоченной, стекавшей из носа в глотку). Пульс 92 удара в минуту, ритмичный, среднего
наполнения. Губы розовые. Левое веко резко отечно, синего цвета за счет растущей гематомы. На лбу слева обширная флюктуирующая припухлость, в левой теменной области ссадина, некровоточащая, здесь же обширная припухлость, 8x10 см. Слух и зрение сохранены. Глазные яблоки не повреждены, зрачки узкие, одинаковые, реакция их на свет живая. Вертикальный и горизонтальный нистагм. Правая носогубная складка сглажена,' язык по средней линии. Брюшные рефлексы отсутствуют, сухожильные--живые, равномерные. Живот мягкий во всех отделах. В легких дыхание с обеих сторон, сердечные тоны- достаточно громкие. На передней поверхности нижней трети левой голени рана 0,5x1,5 см, некровоточащая, очевидно, нанесена зубом кошки. Туалет ран, повязка. В нос вставлена турунда с санорином, кровотечение прекратилось.
Заключение: черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, множественные ушибы тела. Нельзя исключать перелом костей черепа. Самостоятельно передвигаться противопоказано. Решено транспортировать по ледопаду сидя на станке, далее на носилках в базовый лагерь".
Мы тут же сообщили базе свое решение, и скоро навстречу вышла большая группа членов экспедиции и шерпы.
В 16 часов доставили Алексея в базовый лагерь. Москальцов транспортировку перенес хорошо. Укладываем его в свою палатку на строгий постельный режим. Иду в "кхумбулаторию", как ребята называют мой госпиталь, привожу в порядок руки, надеваю перчатки, ввожу внутримышечно 25%-ный раствор сульфата магния и 40%-ную глюкозу внутривенно. На ночь я Алексею дал таблетку седалгина и радедорма. Ночь он провел спокойно, и наутро, по данным самочувствия и результатам неврологического осмотра, состояние не ухудшилось и стабилизировалось, хотя внешний вид его стал более устрашающим за счет потемневших ссадин и увеличившихся гематом. Особенно впечатлял левый глаз. Огромное черно-синее верхнее левое веко я едва отодвинул, чтобы осмотреть глаз.