— Что ты скажешь, когда придёшь домой? Ведь тебя спросят: камень привёз?
Я на лету подхватил эту мысль и накидал в рюкзак несколько килограммов известняка.
Спуск начали через час — в 15.35.
Пошёл снег. Мы и без того шли медленно, а когда стало скользко на скалах, вовсе поползли. В 16 часов я понял, что при таком темпе засветло не успеем вернуться на 8500. Сказал об этом Эдику. К моему изумлению, он почему-то заговорил о том, что в ста метрах ниже у нас лежат молоток и крючья.
До сих пор я даже отдалённо не представляю, что он хотел этим сказать. В конце концов я убедил его, что нужно сообщить о положении базе и Иванову. Иванов ответил, что светлого времени ещё достаточно, однако Евгений Игоревич насторожился. Мы оставили их решать этот вопрос и продолжали спуск. Как назло, на первой же крутой стене Эдик забурился на тридцать метров левее маршрута, и я последним никак не мог спуститься по заснеженным скалам. Здесь пришлось оставить рюкзак. Я искренне думал, что завтра быстренько сбегаю за ним. У меня стёрлось ощущение расстояния и сложности маршрута. Однако утром ребята меня разубедили в реальности, да и в необходимости этого шага. Рюкзак спустил Серёжа Ефимов, предварительно на 90 процентов облегчив его геологическую коллекцию. Он же прихватил мои кошки.
Через пару часов, когда уже стемнело, я вышел на связь с базой.
— Володя, двадцать минут назад к вам вышли Бершов и Туркевич с большим количеством продуктов, горячего питья, медикаментов и кислорода.
— Зачем нам лекарства? Мы вроде пока здоровы.
— Не понадобятся — и хорошо. Тебе тоже несут кислород и маску.
— Да мне-то кислорода, наверное, не нужно. Вот попить бы горячего...
— Ничего, ничего. Не нужно так не нужно. На месте решишь.
Евгений Игоревич говорил мягко, без нажима, верный своему правилу — убеждать, а не приказывать и даже не уговаривать. Так говорят с ребёнком, который вдруг начал слегка капризничать. Стараются избежать окрика и плавно подвести к тому, чтобы он сам принял желаемое решение.
Вскоре я связался с Мишей Туркевичем. Далеко внизу, на пологой части гребня, на фоне свежего снега я увидел двойку. В лунном свете мне показалось, что они уже близко.
— Бэл, где вы находитесь, сколько до вас?
— Миша, я думаю, за час вы дойдёте. На самом деле они шли два с половиной часа.
— Бэл, как вы шли?
— Миша, старайтесь держаться правее. Как можно ближе к гребню. За гребень вы всё равно не уйдёте — там стены, а влево по склонам путей много, можем разминуться.
Однако Миша, кажется, не понял и несколько раз переспрашивал. Рация у него висела на груди сверху пуховки и была на постоянном приёме. Естественно, аккумуляторы сели очень быстро.
Так мне на помощь пришла группа, которую я когда-то называл “хилой компанией” и высказывал сомнения в её надёжности.
С одной стороны, сообщение о помощи нас обрадовало, с другой — мы, видимо, совсем расслабились. Пожалуй, и соображал я плохо, так как прошёл мимо собственных кошек, вместо того чтобы надеть их. Очень не хотелось останавливаться и снимать меховые рукавицы на таком морозе. Одна из них была сильно порвана, рука в ней мёрзла, поэтому я постоянно менял рукавицы.
После того как в последние недели начались регулярные обильные снегопады, большинство ребят постоянно ходило в кошках от лагеря-2 и выше. Я почему-то очень неохотно надевал кошки на скальном маршруте и всегда тянул до тех пор, пока не станет совсем уж тяжело. Возможно, эта привычка стоила мне дополнительных затрат энергии и её следует считать недостатком тактической грамотности. То есть не было твёрдо усвоенного правила: заснеженные скалы — надевай кошки, даже если тебе кажется, что можно идти и так. Но пока сил было в избытке, это не замечалось, а специальных сравнений на скорость прохождения я, конечно, не проводил. Это первая причина, по которой я, пройдя в сорока метрах ниже оставленных кошек, не стал к ним подниматься. Во-вторых, в этом месте нам предстоял спуск по гребню из крупных скальных блоков с участками снега. Здесь кошки совершенно не нужны. А о том, что через пару часов мы выйдем на скользкие плиты, я не думал. Я помнил, что на подъёме кошки нам не понадобились, а насколько изменилась ситуация сейчас, правильно оценить не смог. К сожалению, это типичный случай. От общей усталости, под действием кислородного голодания, тяжёлой физической работы притупляется способность мыслить перспективно, снижается возможность всё предусмотреть. Здесь скрыта основная причина абсолютного большинства несчастных случаев в альпинизме.