Все это знал и пророк Давид. Эту невидимую брань он ясно видел внутренними очами, знал, что враги радуются нашему падению, и потому говорит Богу: «Просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него. Стужающии ми возрадуются, аще подвижуся» (Пс 12. 4–5). И еще: 2Да не возрадуются о мне враждующие ми неправедно… Да не рекут в сердцах своих: благоже, благоже души нашей, ниже да рекут: пожрохом его» (Пс.34.14.25). Но стыд, который охватывает их после поражения, пророк воспел, молясь против них Богу: «Да постыдятся и посрамятся вкупе радующиеся злом моим» (Пс 34. 26). А Иеремия сказал: «Пусть постыдятся гонители мои, а я не буду постыжен; наведи на них день бедствия и сокруши их сугубым сокрушением» (Иер.17. 18). И в самом деле, когда мы побеждаем бесов, их постигает сугубое сокрушение: во — первых, оттого, что люди достигают святости, а они имели ее и потеряли; и, во — вторых, оттого, что они, будучи духами, терпят поражение от плотских и бренных существ».
Некоторые говорят, что, если бы не было некоей чуждой силы, увлекающей нас во зло, не было бы и зла в бытии. Но эта сила — не что иное, как невнимание к естественным стремлениям ума. Потому что те, кто со вниманием относятся к этому, всегда поступают хорошо и никогда — плохо. И если ты хочешь быть таким же, прогони невнимание — и вместе с ним изгонишь и зло. Ведь зло — это ошибка в различении внутренних смыслов, откуда следует и неверное употребление вещей. В природе нашего разумного начала — подчиняться божественному Логосу и властвовать над неразумным в нас. Так что пусть сохраняется этот порядок во всем — и тогда зла не станет в бытии и ничто не будет увлекать к нему.
1. Рассказывают, что однажды авва Исайя взял короб, пошел на ток и говорит хозяину:
— Дай мне хлеба.
— А ты жал хлеб, авва? — спросил тот его.
— Нет, — говорит старец.
— Как же ты это? Хлеб не жал, а забрать его хочешь, — говорит ему хозяин.
— А что, тому, кто не жал, платы не дают? — спросил старец.
— Нет, — ответил хозяин тока, и старец пошел восвояси.
Ученики же, когда увидели, что он сделал, бросились ему в ноги и просили объяснить им, для чего он так сделал. И старец ответил им:
— Я сделал это в знак того, что, если кто не будет трудиться, не получит платы от Бога.
2. Один старец жил в пустыне в двенадцати милях от воды. И в один день, идя за водой, он пришел в уныние и сказал:
— Что толку в этих мучениях? Пойду и буду жить рядом с водой.
Только он это сказал, как слышит — кто — то идет за ним. Он повернулся и видит: некто идет за ним и считает его шаги.
— Ты кто? — спросил его старец.
— Я ангел Господень, — ответил тот. — Меня послали сосчитать твои шаги и дать тебе награду.
Услышав это, старец ободрился и воспрял духом. Более того, он перенес келию на пять миль глубже в пустыню, так что до воды стало семнадцать миль.
3. Говорят, что пещера аввы Херемона Скитского была в сорока милях от церкви, а от воды и от болота, где собирали ветви для корзин, — в двенадцати милях. И старец не унывал, хотя постоянно добывать материал для рукоделия, воду, а по воскресеньям ходить в церковь стоило ему таких трудов…
ГЛАВА 31. О том, что тот, кто приступил к подвигу, должен принимать монашество лишь после долгого упражнения в добродетелях. Потому что монашеское звание высоко и должно служить к пользе души и спасению
Двенадцатый год минул уже, как святой Иоанникий стал подвизаться в пустыне, и было ему тогда откровение свыше: оставить место, где он жил, поселиться в обители под названием Эристийская и принять монашеский постриг. Ибо тот образ жизни, который он вел, сколь труден и высок он ни был, служил лишь преддверием к его великим монашеским подвигам.
Таким образом, летом он приходит в указанную ему обитель и поверяет свое видение Стефану, который был игуменом над местными монахами. А тот, нимало не медля, читает над ним молитвы по установленному чину и облачает его в монашеские одеяния. Когда же святой, живший и до монашества монашеской жизнью, облекся в монашеский образ, он от одних подвигов перешел к другим, еще большим, и стал жить еще более строго.