– Что ж?.. В свете нынешнего полового воспитания и демократической рекламо-пропаганды вы с Женей, нужно признать, опередили своё время.
– Опереди-или!.. Это история для комедийного фильма. Мне понравилось!
– Может быть, для фильма, но не для своей семьи. Как же вы потом реабилитировались?
– А разве тут есть варианты? Все доллары потратили на подарки жёнам – их сердца и размякли. Что женщины нам, мужикам, не простят, если мы их действительно любим несмотря ни на что, чёрт их побери!.. Но по большому счёту Женя всё-таки супруге был верен. Я отвечаю за свои слова. И ту несчастную пачку он, по-моему, возил с собой полжизни – просто «на всякий пожарный». Вряд ли ему пришлось когда-либо в супружеские годы ею воспользоваться «на втором фронте»…
Эвелина с Серёжей, – когда для них «Женино солнце светило»… 1990 г.
– Помню, когда они с Эллой после свадебного банкета в ресторане «Прага» приехали ночью домой и еле-еле разгрузили две машины такси от цветов (наполнив розами все имевшиеся в доме вазы, гвоздиками все банки, а прочими цветами всю ванну), молодой супруг с упоением произнёс: «Это мой самый счастливый день в жизни! Теперь, лап, цветы у нас будут всегда!..» Женя был, между прочим, неравнодушен к цветам так же, как к своей супруге и вообще к красивым девушкам.
– Это ни для кого здесь не секрет, я думаю. Ведь всё это ясно прослушивается в его песнях и даже просто в их названиях, не говоря уж о Жениной своеобразной манере исполнения, сразу покорявшей и покоряющей женщин, словно красивый букет благоуханных цветов. Извиняюсь за некоторую напыщенность слога…
– Ну ладно! Хватит нам глаголить всухую! – прерываю я воспоминания друзей, открывая очередную бутылку Киндзмараули. – Что-то к вечеру похолодало.
– Эх! Был бы сейчас с нами Женя, то наверняка к столу свой стих подбросил. Знаете народное? «Что-то стало холодать. Не пора ли нам поддать?..» А у Жени было на этой же основе совсем другое: «Что-то стало вечереть. Не пора ли нам запеть?..»
– «Так зачем тянуть резину? Поскорее к пианино!»
– Всё правильно. Знаете.
– Да, нормально. Хотя в народном варианте – «по рублю – и к магазину», – согласитесь, тоже было неплохо! Хоть и устарело…
Компания наша опять оживилась, несмотря на приближающийся вечер и прохладный ветерок. На всём протяжении этого, кому-то, возможно, показавшегося странным, застолья (или, как я уже пытался уточнить, «устолья») наш коллектив претерпевал непрерывные изменения в составе и численности. Люди подъезжали и отъезжали, здоровались и обнимались, целовались и прощались или удалялись без афиширования своего ухода – как кому было естественней и проще. У всех дела, работа, концерты, съёмки, семьи… Однако дух компании оставался почти неизменным. Ибо соединяло всех имя Евгения Мартынова, верность его памяти и почтение к его творчеству.
Слушая товарищей и улыбаясь вместе с ними, я тем не менее знаю (как, впрочем, и они), что сколь весёлым был мой брат, столь и серьёзным, а в профессиональных вещах просто дотошным. Внешняя улыбчивая сторона его облика, по сути, являлась неосознанным, инстинктивным щитом его практически ничем, кроме улыбки, не защищённой души, да и тела тоже. Если же судить по духовному продукту, как результату его жизнедеятельности, – по песням и исполнительскому творчеству, – то драматическое и трагическое мировосприятие нужно признать столь же свойственным натуре Мартынова, как лирическое и романтическое. Достаточно вспомнить «Балладу о матери», «Колыбельную пеплу», «Лебединую верность», «Эхо первой любви», «Заклятье», «Письмо отца», «Натали», «Начни сначала» и авторское исполнение этих широко известных песен. Русские пословицы гласят: «Каков строитель, такова и обитель»; «Каковы сами, таковы и сани». Действительно, о дереве судят по его плодам. Женя очень редко с кем-либо и когда-либо мог поделиться своей личной душевной болью, и на вопрос, почему он сегодня «такой молчаливо-задумчивый», ему проще было ответить собеседнику шутливым «уводом в сторону», нежели «распахиванием дверей в свою душу».