К слову сказать, примеров подобной тактики поведения людей искусства можно найти множество, даже среди недосягаемых столпов мировой культуры: это и Моцарт, и Россини, и Пушкин, и Шаляпин, и Есенин… Последнему принадлежат такие слова: «Казаться улыбчивым и простым – самое высшее в мире искусство». Также Есенин в одном из писем заметил: «Очень неплохо у нас порой дураком прикинуться. Дураков у нас любят». Не знаю, как насчёт дураков, а вот простаками приходилось прикидываться и Есенину, и Мартынову: при общении, например, с «высокими», но «недалёкими» чиновниками – ибо те, как известно, умных и гордых не терпят. Как крайняя форма общения искусства с властью посредством балагурства у нас на Руси давно прижилось «юродство» – то есть творчество внешне никчёмных, нищих и безобидных сказителей, скоморохов и юродивых, осмеливавшихся со своих «низин» сказать «верхам» между шутками такую правду, которую «кчёмный» произнести не посмеет. Современное творчество «юродствующих» ярче всего воплотилось в форме анекдотов, особенно популяризовавшихся в советское время. И что интересно, самая убийственная для режима и власти правда, будучи высказана в форме смешного анекдота, с удовольствием «съедалась» и передавалась дальше «по столу» самими же властями и идеологическими партийными работниками.
В Женином устном творчестве (как и в Есенинском, если уж сохранять последовательность в параллелях) подобных анекдотных опусов было предостаточно. Особенно в молодую пору. И все они, так же как и рассказанные друзьями-приятелями весёлые истории о Жене, гармонично соединялись воедино с высокими творческими устремлениями, с ответственным – и порой прагматичным – отношением к делу, с семейно-бытовой обязательностью и аккуратностью, с состояниями вдохновенной увлечённости и душевного дискомфорта… Всё это удивительным образом гармонировало в этом красивом, родном мне человеке, как гармонируют друг с другом все грани нашего прекрасного и ужасного мира: бескрайнее небо и бездонное болото, победа и поражение, счастье и горе…
…Как чудесно серебрится речка на солнце, вбирая в себя божественную энергию лесных родников! Как красиво к ней бегут, словно парят, лани, жаждая испить животворной влаги! Как стремителен и азартен бросок тигра, хватающего за горло свою, на миг зазевавшуюся жертву! Как отважен и ловок молодой охотник, поражающий почти непобедимого хищника и делающий из его огненной шкуры прекрасную шубу для своей возлюбленной! Как очаровательна в этой шубе его возлюбленная, изменяющая охотнику с красивым состоятельным мужчиной! Как счастлив состоятельный мужчина, оттого что его жена (бывшая возлюбленная охотника) рожает ему чудо-сына, ибо мужчина и не подозревает, что это не его сын, а охотника! Как быстро вырастает мальчик, не понимающий, отчего ему так ненавистны отец, мать и весь их состоятельный мир! Но зато как юноша счастлив, убегая из дому, чтобы любоваться рекой, сверкающей на солнце, из которой грациозные лани пьют воду! И только об одном он готов молить Бога, умиляясь речной благодатью: чтобы не стало в мире страшных тигров и бездушных охотников, способных нарушить эту идиллию! Ведь юноша не знает (и, возможно, никогда не узнает) главного: не будь в этой незримой причинно-следственной цепочке событий тигра и охотника, он сам не появился бы на белый свет и не вкусил его красоты! Земной Красоты, рождённой Космической Гармонией и на этой же Гармонии держащейся…
– Приветик! Как там делишки? Что новенького?.. – вдруг с дуновением ветерка прорезал мой слух – или память – родной Женин голос. Именно так чаще всего начинались наши телефонные разговоры с братом. Да и заканчивались они почти одинаково, примерно такими словами:
– Ну ладненько, созвонимся ещё! Главное, помни: всё что ни делается – всё к лучшему! Даст бог, прорвёмся!..
Эх, Женик-Женик!.. Да куда мы, чёрт нас подери, денемся?.. Конечно, конечно же прорвёмся!..
Эпилог
«Я ещё вернусь!..»
Да… Совсем как в стихах Михаила Танича из песни «А любовь права!». Почти весь наш путь позади, книжное повествование близится к концу. Даже и не верится в это.
А память и обстоятельства дня сегодняшнего снова и снова возвращают меня в осень 1990 года: так давно и словно совсем недавно была она! Дождливая, горькая, рубежная осень 1990-го…