Президент затем рельефными, убедительными мазками обрисовал задачи, стоящие перед этим научно-исследовательским институтом, при этом он указал на то, как совершенно естественно, без какой-либо натяжки мои личные начинания и интересы вписываются в проблемы по освоению минеральных богатств края, в котором находится институт. Меня приятно подкупило то, что академик сделал особый упор на необходимость моего личного научного роста, без которого невозможен, как он сказал, настоящий, неподдельный авторитет руководителя академического научного учреждения. Словом, мне не оставалось ничего для каких-либо расспросов, каких-либо суждений от себя, ибо все казалось жалким и ничтожным по сравнению с теми задачами, которые ставил передо мной этот большой человек. Улетучилось желание поскромничать, что такую ответственную работу смогу ли я… и посчитал, что перед этим человеком нельзя было фальшивить, он видел меня насквозь. Я только сказал, что поеду в этот институт, что если гожусь для работы под его руководством, буду стараться оправдать его доверие!
…Не знаю, как теперь описать мое состояние, когда вышел от академика Сатпаева. Это было, по-видимому, состояние внезапного соприкосновения с чем-то недосягаемым, сказочно высоким, когда ты вдруг чувствуешь, что это соприкосновение произошло потому, что ты оказался каким-то образом достоин его, и что за этим следует та высокая ответственность, которая потребует от тебя истинного, глубинного понимания значения твоих будущих замыслов и действий. Ведь человек, который беседовал со мной более часа, все время старался подтянуть меня к своему уровню простотой и приветливостью, своим неизменным уважительным обращением «Мажеке» и на «Вы», что звучало для меня непривычно, ибо аксакал годился мне в отцы, состоял в составе президиума Большой Академии страны, числился среди тех имен, которые символизируют самое выдающееся место, занимаемое наукой моей Родины в мире. В его мягких ладонях, с такой добротой и радушием касавшихся моих рук, хранится тепло от пожатия самых выдающихся людей нашего времени и нашей эпохи.
Чего скрывать, вот такие мысли владели мной, когда я шел от президента академии…»
Четырехкомнатную квартиру, которую получила молодая чета Букетовых, Алма обставила со вкусом. Муж, довольный красотой и уютом в своем шаныраке, похвалил жену: «Молодец, Алмабай, прекрасно получилось, пусть это будет на счастье! Теперь отдыхай»; и, взяв на руки дочку, плюхнулся на новенький диван. Акелу, сидя у отца на коленях, дергала его за нос, уши, заливалась смехом и визжала от радости. Отец каждый день ей придумывал новые ласкательные имена, одно лучше другого: «Акботам» («Беленький верблюжонок») или «Аккызым» («Светлая дочурка»), «Акбикеш» («Беленькая моя дамочка»), «Аксауле» («Лучезарная моя»)…
После появления на свет дочки, казалось, солнце светило в этом доме не только днем, но и ночью, согревая его своим теплом.
В приподнятом настроении Евней спешил домой после аудиенции у президента Академии наук. Но загрустил, едва подумал о том, как преподнести жене эту важную новость: придется оставить прекрасную квартиру в центре Алматы, в которую они кое-как вселились после долгого прозябания в тесной комнатке общежития; а деваться уже было некуда, на днях ему предстояло отправиться в Караганду. Конечно, в ожидании, пока дадут там квартиру, Алма и Акакок останутся в Ал мате.
Он вдруг замедлил шаг, будто бы споткнулся, чувствуя, что тяжелого объяснения не избежать, потом в уме мелькнуло: а может быть, пока не получит приказ о назначении, ничего не говорить?.. Но дома, сев на диван и взяв на руки Акелу, все-таки окликнул жену:
— Алмабай, сегодня меня пригласил президент Академии наук… — и в своей обычной манере говорить обо всем прямо выпалил все, что было на душе. — Видимо, нам придется переехать в Караганду…
Лицо жены вытянулось, исчезла ее всегдашняя обворожительная улыбка, ямочки на щеках, которые так ее украшали, побледнели.
— Конечно, ты с радостью согласился, ведь пригласил тебя к себе не кто-нибудь, а сам Сатпаев, которого ты боготворишь.
— Пойми, это же академический институт… Я буду заниматься только своей наукой. А это моя давняя мечта…
— Ну и прекрасно!.. — «Супруга произнесла это резко и язвительно, дав ясно понять, что она против того, чтобы я переходил с солидной должности в большом институте на руководство «конторой», где нет, наверное, ни одного нормального научного работника». — Ты на это сразу же согласился?!.. Ведь нет же никакого резона менять солнечную, теплую столицу на холодный и захудалый областной город…[38]
Не будем строго судить молодую женщину. Она выросла в Алматы, в прекрасном городе у подножия Алатау, она была с детства влюблена в этот город, в его яблоневые сады и журчащие арыки, аллеи пирамидальных тополей и мечтала жить только здесь. И не могла себе представить даже на миг, что расстанется с любимым городом… Кстати, не одобряли его поступок и близкие друзья: «Не надо уходить с престижного места, Евней, умные люди издавна подсказывали: «Чем вдалеке грести лопатой, лучше по чайной ложке брать вблизи…» А некоторые рассуждали: «В ближайшее время наш директор Умирхан Байконыров насовсем перейдет в систему Академии. Он уже действительный член Академии наук. А ты первый кандидат на его место в институте. Это же проверенный и прямой путь к избранию в академию. Только надо торопиться с защитой докторской диссертации…»
Но, увы! Евней Арыстанулы не поддался на уговоры и лесть. В своем автобиографическом труде он так описывает свою тогдашную позицию: «Я оставался один на один со своей «окрыленностью» и показал свою строптивость. Во мне заговорил характер моих аульчан, я вдруг почувствовал себя джигитом, мужчиной из нашего аула, и поэтому не стал менять своего решения, не стал отказываться от слова, данного президенту…»
Фактически ХМИ был открыт по инициативе академика К. И. Сатпаева. После своего второго возвращения в руководство Академии наук в июне 1955 года он задумал расширить научные исследования, потому стал добиваться создания в нескольких крупных городах республики новых научных центров. В Усть-Каменогорске, Гурьеве (ныне Атырау) появились научно-исследовательские институты. И ХМИ, открытый с помощью и при содействии вице-президента АН СССР И. П. Бардина в октябре 1958 года в Караганде, был истинно его детищем. Он был призван содействовать развитию новой отрасли в Центральном Казахстане — горно-металлургической промышленности, внедрению новейшей технологии на действующих комбинатах. А Караганда была фактически географическим и индустриальным центром обширной Сары-Арки[39], включавшей в себя Акмолинскую, Кокчетаускую, Карагандинскую, Павлодарскую, Костанайскую и Северо-Казахстанскую области, где были сосредоточены огромные сырьевые ресурсы и на основе их уже были созданы горные и химические комбинаты. Для укрепления нового научного учреждения правительство республики специальным постановлением от 27 сентября 1958 года выделило необходимые субсидии. Уже в следующем году в этом институте должны были работать 300 человек. А руководство Карагандинской области должно было предоставить институту здание и обеспечить его всем необходимым для успешного начала научной работы. В пятом пункте того же постановления местные власти обязывались в ближайшие два года выделить сотрудникам института сто квартир. В том же году ХМ И получал пять легковых автомашин и один автобус… В правительственном документе был еще один немаловажный пункт: новый НИИ приравнивался к основным подразделениям Академии наук, ему присвоили первую категорию. Это позволяло руководству ХМ И приглашать в институт опытных, высококвалифицированных научных сотрудников, объявлять открытые конкурсы на замещение вакансий.
Первым директором ХМИ был Ерден Нигметулы Азербаев, выпускник Саратовского университета. Перед назначением Каныш Имантайулы Сатпаев ему дал такое напутствие:
— Ереке, вы можете по-прежнему заниматься синтезированием углеродных соединений и свою докторскую диссертацию завершите, в буквальном смысле слова, сидя над угольными пластами Карагандинского бассейна. Это даст вам уникальную возможность скорее внедрить в производство ваши научные разработки… — говоря это, он, видимо, старался заинтересовать новой работой старого коллегу, который не очень хотел отрываться от привычной научной среды и уезжать из Алматы. — Вы химик, а то, что институт называется химико-металлургический, — не пугайтесь… Известный вам академик Иван Павлович Бардин уже уговорил одного из сильнейших ученых-металлургов с Урала, доктора технических наук, профессора М. И. Хайлова (фамилия и инициалы изменены, как это сделано у автора «Шести писем другу») переехать в Караганду, притом со своей группой научных сотрудников. Если двое ученых — вы химик, он металлург, возьметесь за дело в одной упряжке, я думаю, в новом институте изыскания сразу примут желаемое направление…
39
Символическое название всей территории Центрального Казахстана, объединяющей восемь областей республики, расположенных в центральной части.