— Ну, инженер-металлург, чем же ты думаешь заниматься в Угольном институте?..
Директор обладал громким голосом, но его рокочущий бас не смутил молодого человека.
— У вас есть лаборатория по обогащению руды. А в рудах Центрального Казахстана из-за малого содержания недоизвлекается огромное количество цветных металлов. Хочу заняться обогащением этих руд. В скором времени эта проблема будет очень актуальна, например, когда исчерпают запасы богатых руд… — спокойно объяснил выпускник КазГМИ.
На руководителя филиала произвели благоприятное впечатление его рассуждения, особенно то, что молодой инженер заранее обдумал то, чем будет заниматься. Видно птицу по полету — толк будет. Короче говоря, из кабинета директора Жанторе Нурланулы Абишев вышел уже младшим научным сотрудником.
Должность эта во всех НИИ по сути — неблагодарная и рутинная, на младших сотрудников обычно сваливают все второстепенные поручения, и они фактически в любом институте выполняют роль «мальчиков на побегушках». Жанторе тоже немало погоняли. За два года пребывания в Угольном институте он ни на йоту не приблизился к своей научной цели.
Впереди тоже не виделось просвета, и когда он уже начал присматриваться куда бы удрать, в его родной Караганде вдруг открылся Химико-металлургический институт. Радости Жанторе не было предела, его лабораторию по обогащению руды передали новому институту. Вскоре здесь открылась аспирантура. Такую возможность грех было не использовать. Несмотря на то, что он уже обзавелся семьей, отправился в Алматы, в КазГМИ, на кафедру своего наставника В. Д. Пономарева…
В молодости перед человеком мыслящим открывается обширнейшее поле деятельности. «Твори, выдумывай, пробуй», — провозглашал поэт Владимир Маяковский. Жанторе Абишев по существу наметил себе совершить прорыв в металлургии. Он научно доказал экономически выгодный способ выплавки ванадия, входящего в состав высококачественных сталей, из шлаков — отходов доменного производства. К этой тайне, как говорят его коллеги, он вплотную подошел на третьем году поиска… Но руководству Темиртауского комбината черной металлургии (Кармет) было не до фантазий никому не известного аспиранта, ему был нужен план и еще раз план по выпуску проката стали, как и балхашским металлургам, о чем мы вели речь чуть раньше.
Евней БУКЕТОВ. «Шесть писем другу»:
«Однажды вечером, после работы, он, Торебай (Жан-торе Абишев. — М. С.), зашел ко мне и начал рассказывать своим будничным голосом о том, что он давно думает о путях разложения одного распространенного природного минерала из химического и металлургического сырья, и стал толковать о найденном им способе. Я чуть не подскочил и уставился на него, как будто ко мне в виде этого Торебая спустился оракул и указует вещим перстом на то явление, которое до сих пор всем нам было известно, но никто не думал о том, что оно может быть использовано для решения казавшейся неразрешимой проблемы, как это предлагает этот невозмутимый молодой человек, продолжающий повествовать все так же спокойно о выполненных и задуманных опытах. На мои нетерпеливые вопросы и высказываемые тут же соображения он отвечал таким ординарным, ровным голосом, что я уже начал злиться и пенять на бога, наградившего меня таким учеником, как… этот Торебай, который родился, наверное, с какими-то природными огнетушителями, чтобы никто не заметил внутреннего горения.
С этого началось то большое дело, которым теперь занимается Торебай, успев втянуть в него немало энтузиастов, включая даже очень авторитетных ученых Москвы, Алма-Аты. Работа уже нашла промышленное применение, что является, по-видимому, лишь началом. Недавно Торебай со своими друзьями-москвичами ездил за границу, вызвав своим докладом большой интерес на международном научном симпозиуме…»
Евней Арыстанулы здесь тепло, со свойственной его перу легкой иронией описал сущность и историю крупного открытия, сделанного на основе идеи, когда-то озарившей Жанторе Абишева…
Группа ученых ХМИ (Ж. Н. Абишев, Е. А. Букетов, Н. З. Балтынова и В. П. Малышев) из концентрата, в составе которого есть и пирит (железная руда), сумели оригинальным способом, придуманным ими самими, выделить ряд полиметаллов, а после чего и сами металлы. Так была найдена совершенно новая технология, более экономичная и очень выгодная для производства. Сотрудники института за это открытие получили пять свидетельств. Затем, в 1983–1984 годах, право на обогащение руды их методом приобрели такие страны, как Канада, США и Австралия, а в последующие два года — Швеция, ФРГ и Франция, в 1987 году — Япония и Италия (по опубликованным позже сведениям в целом около 14 стран).
Эти исследования, кстати, помогли Кармету использовать для своих доменных печей железосодержащие руды Лисаковского месторождения.
В 1984 году большая группа специалистов во главе с генеральным директором комбината за успешное внедрение прогрессивной технологии получила Государственную премию СССР. Но самое удивительное и парадоксальное — имен первооткрывателя и всех, с первых дней занимавшихся разработкой новаторского способа обогащения руд — ученых ХМИ, в списке лауреатов не оказалось. Когда эту работу выдвигали на премию, это было летом 1983 года, в списке претендентов имя Ж. Н. Абишева, в то время директора ХМИ, стояло первым, а когда в газете «Известия» назвали награжденных, его фамилии среди них уже не было. Вместо него почему-то оказался другой ученый, директор Института металлургии и обогащения, президент Академии наук КазССР А. М. Кунаев…
Евней БУКЕТОВ. «Шесть писем другу»:
«Однажды, придя утром на работу, увидел в приемной аксакала[43], сидевшего, опершись на трость. Я по-старинному приветствовал его и пригласил в кабинет. Аксакал оказался отцом нашего аспиранта Торебая.
— Свеча моя, говорят, ты ученый человек. Да сопутствует тебе и дальше удача (…) Беспокоит меня единственный кормилец, мой сын Торебай, который здесь, внизу, под твоей комнатой, возится с утра до вечера с какой-то грязной водой, похожей на болотную жижу и разлитой во множество верблюдошеих склянок. Я смотрю на него и думаю: умру я вот так, ни на один день не освободившись от забот о собственном пропитании… Между тем один из сверстников Торебая — директор совхоза, другой главный агроном, их отцы режут на согум[44] не менее двух лошадей в зиму, а я еле наскребаю денег на пол-лошади… А ведь мой Торебай учился намного лучше их. Спрашиваю Торебая — он молчит и улыбается. Теперь у него учение такое, что Коран на моей могиле не прочитает, так хоть на земле перед смертью пожить бы в достатке…
— Аксакал, — ответил я, — вы говорили все правильно. И, несмотря на это, вам надо радоваться, а не печалиться, что вам бог дал такого одаренного сына.
Поняв, что аксакал не очень меня понимает, прекратив пустые хвалебные слова о сыне, перешел на понятную ему тему:
— Вы хорошо знаете великого Абая?
— Казаху, свеча моя, стыдно его не знать… Он из рода Тобыкты, в большом перекрестном родстве с каракесеками[45], а мы, в свою очередь, в родстве с последними… — старик оживился и начал рассказывать чуть ли не обо всей родословной Абая, пересыпая речь стихами великого поэта, и я даже позавидовал многознанию аксакала.