Авторитет Каныша Имантаевича Сатпаева не только в мире науки, но и во всем обществе Казахстана был очень высок. Казалось бы, партийный лидер, государственный деятель, который четверть века был первым лицом в республике, такому славному ученому и общественному деятелю гигантского масштаба должен был воздать должное и вместе со всем народом гордиться им. Но, увы, этого не случилось, даже после кончины К. И. Сатпаева он, Кунаев, если говорить прямо, не проявил никакого стремления увековечить его имя в литературе, кино, изобразительном искусстве. А научные заслуги старался предать забвению. Документальный фильм, созданный на «Казахфилъме», руководство республики после первого же просмотра запретило показывать, не потому, что фильм профессионально поставлен неудачно, а по причине, что в фильме, мол, чрезмерно восхваляется личность К. И. Сатпаева. По этой же причине книгу Медеу Сарсекеева «Сатпаев», выпущенную в серии «ЖЗЛ», в Москве, запретили издавать в Алма-Ате на казахском языке. На второго такого же талантливого ученого, академика, известного в обществе Е. А. Букетова, один из помощников Д. А. Кунаева организовал в печати грубый и грязный пасквиль…»
Вначале приведем небольшой отрывок из записанной на магнитофонную ленту беседы, состоявшейся в Караганде, на квартире Е. А. Букетова.
Букетов: Это было, значит, в июне 1931 года?
Карасартов: Ну да, в июне. (…) Значит, мой отряд, состоявший из 13–15 человек, подъехал к Чингизским горам (он прочесывал местность со стороны Тайланского аулсовета, примерно в 50 километрах севернее. — М. С), я, вооружившись биноклем, стал осматривать окрестность. Обнаружив со стороны Караула (районного центра. — М. С.) едущего к нам навстречу одинокого всадника, я распорядился всем спрятаться за сопкой, а сам, взяв с собой Абдраима Шарабаева, поскакал ему навстречу… Когда мы с Абдраимом приблизились к нему, мой подручный сказал: «Ой, это тот самый Шакарим!..»
Букетов: Вы уже знали его произведения? Слышали, что он поэт?
Карасартов: Имя его мне было давно известно. Некоторые его стихи я еще маленьким знал наизусть, даже иные пел, сопровождая игрой на домбре. Ведь я сам с детства баловался стихами, была такая тяга к творчеству. А его, как поэта, я очень уважал… Потому, услышав, что одинокий всадник именно знаменитый Шакарим, я слез с коня, чтобы почтительно приветствовать его… Он был одет налегке, на голове — борик[59]. Длинную, красивую бороду его я сразу запомнил, рослый конь его был вороной масти. На седле с одной стороны была привязана огромная саба[60], а с другой — бунчук[61]. Я ему сказал, что давно хотел с ним увидеться, навестить его шушалу-домик[62], но не удается, все время в разъездах…
Представим участников беседы: ведущий — Евней Букетов; на его вопросы отвечал — пенсионер Абзал Карасартов, кадровый работник бывшего ОГПУ; предмет разговора — трагическая гибель Шакарима Кудай-бердиева, широко известного в степи ученого-историка, философа, выдающегося поэта, талантливого продолжателя поэтической школы классика казахской поэзии Абая Кунанбаева (к тому же двоюродного его брата).
Беседа была записана 20 апреля 1978 года, то есть по прошествии 47 лет с того рокового для Шакарима дня, когда по приказу того же Абзала Карасартова, «очень уважавшего и высоко ценившего его как поэта», он был безжалостно расстрелян — 2 октября того же 1931 года. Значит, от случайной встречи и знакомства в степи, как свидетельствует сам начальник политического сыска Чингистауского района, до уничтожения 73-летнего патриарха казахской поэзии оставалось всего-навсего три месяца…
Что же произошло за эти девяносто дней? Почему известный всему народу ученый, литератор, живший отшельником в отдаленном и безлюдном месте в горах, всецело отдавшись творчеству, был расстрелян без суда и следствия?
На кассете идет разговор о событиях, происходивших в основном во второй половине 1931 года в Чин-гизских горах. Читатель уже догадался, на какую редкую, драматическую историю напал Евней Арыстанулы: в смертельном поединке как бы вновь столкнулись с одной стороны — опальный поэт, объявленный советской властью «ярым врагом народа», с другой стороны — его хладнокровный убийца, уничтоживший немало классовых врагов; а его собеседник — тактично, не совсем раскрывая истинную цель, ведет свой «допрос», как беспристрастный судья, постепенно выявляя подробности, скрытые детали всего, что так давно произошло, но историей не забыто.
Зубайра Дуйсенкызы приоткрыла завесу этой встречи лишь в 1989 году, когда наступили другие времена (решением бюро ЦК КП Казахстана опальный ученый, поэт Ш. Кудайбердиев весной 1988 года был полностью оправдан). Оказывается, Евней Арыстанулы случайно узнал в гостях, что Абзал Карасартов здравствует и живет в Егиндыбулакском районе Карагандинской области, и добрые знакомые помогли ему встретиться с ним в Караганде. «Однажды он послал за ним свою машину, Карасартова привезли к нам домой, они проговорили наедине целый день. Беседа их продолжалась и на следующий день, уже с записью на магнитофон, — вспоминала она. — Старик был уже немощным, сгорбленным, плохо слышал, рассказывал он медленно, обдумывая подолгу свои ответы на конкретный вопрос, уставал быстро, часто отдыхал, тем не менее Евнею удалось вытащить из него много сведений…»
А встрече ученого с Карасартовым предшествовали и другие обстоятельства: за год до этого, летом 1977 года, Евней Арыстанулы, взяв с собой двух сыновей, школьников, совершил паломничество на родину Абая, находящуюся в шестистах километрах от Караганды на территории Семипалатинской области; там он лицезрел сиротливо выглядевшую могилу все еще опального поэта в ста метрах от величественного памятника, сооруженного над могилой Абая Кунанбаева, в отличие от него на этой могиле была лишь скромная надпись, что здесь покоится прах Шакарима Кудайбердиева. (В 1995 году, в год всенародного празднования 150-летнего юбилея со дня рождения великого поэта, здесь воздвигли величественный мавзолей, разумеется, на этот раз не обделив и Шакарима Кудайбердиева. Таким образом подобающие почести выдающемуся поэту и ученому наконец были возданы.)
Евнею Букетову и раньше были отчасти знакомы замечательные творения Шакарима. Побывав на родине поэта, поклонившись его праху, он стал все больше задумываться о несправедливом отношении к его памяти. А жестокий убийца все еще дышал, ходил по земле, обагренной кровью безвинного поэта…
Короче говоря, Е. А. Букетов, записав свою беседу с Абзалом Карасартовым, положил кассету в ящик стола, и там она пролежала 11 лет, до публикации в трех номерах республиканской литературной газеты «Казах адебиети» за 10, 17 и 24 февраля 1989 года. Кстати, эта запись опубликована в собрании сочинений ученого.
Мы далее не будем пересказывать ее содержание, ставшее поистине изобличающим документом. Однако следует подчеркнуть то, что Евней Арыстанулы, ведя беседу, не задавал собеседнику каверзных вопросов: «Неужели было так?» или вроде: «Вы не лжете?» В тексте нет ни одного слова, где были бы заметны одобрение или протест. Ведущий представляется просто внимательным слушателем, лишь изредка он задает наводящие вопросы, чтобы заговаривающийся от старости собеседник не уходил от основной темы. И такая тактика ведущего, сумевшего расположить к себе, усыпить бдительность бывшего красного палача, оправдала себя полностью. В итоге он выведал всё, что до этого тщательно скрывалось…
Вот еще один весьма характерный отрывок из той беседы:
Букетов: Вы не отзывались когда-нибудь в общественных местах плохо о Шакариме? Скажем, так: «Что и говорить, поэт-то он одаренный, но все же враг?!..»