— Тварь! Да ты знаешь, кто я такой? Тебе конец! — отплёвываясь от помоев, орал бородач.
— А ты знаешь, кто я такой? — усмехнувшись, спросил я.
— Конечно, нет! Если бы знал, я бы уже объявил войну твоему роду!
— А, ну раз не знаешь, то продолжай хлебать помои, — улыбнулся я с довольным выражением лица и принялся обыскивать карманы побеждённых.
— Если ты аристократ, назовись! Подлая ты тварь! — продолжал упорствовать бородатый.
— Я тот, кто надрал вам задницы, — хмыкнул я, заглядывая в найденный кошелёк. — Ого! Весьма неплохо, — присвистнул я, вытащив оттуда пятьдесят тысяч рублей.
Остальные кошельки оказались наполнены намного скромнее. В сумме я собрал шестьдесят три тысячи рублей. Забрал пару пространственных колец, в которых обнаружились нычки алкоголя, табака и каких-то шприцов с мутной жижей. Всё понятно. Столичные мажоры развлекаются, как могут. У бородача же я отнял родовой перстень и золотые часы.
— Ах ты, ублюдок! — заревел бородатый. — Верни перстень! — голосил он, пока я выходил из подворотни. — Я тебя из-под земли достану! Ты у меня ещё…
Договорить он не успел. Тени подняли его с земли и запихнули головой в мусорный бак.
Собрав трофеи, я вызвал такси и направился в ломбард дядюшки Шульмана. Благо в столице он работал круглосуточно. Ломбард находился в подвальном помещении старого здания неподалёку от банка братьев Карамазовых. Владелец ломбарда, пожилой иудей с хитрым взглядом и неизменной чёрной шапочкой на голове, встретил меня радушной улыбкой.
— Михаил, таки что привело вас сюда среди ночи? — театрально развёл руками Шульман, разглядывая добычу, которую я высыпал на стол.
— Здравствуйте, Измаил Вениаминович. Да вот, принёс кое-что на продажу.
Шульман внимательно посмотрел на ножи и кастеты, потом взял часы, недовольно цокнув языком:
— Ой-вей, Михаил! Такое барахло сейчас никому не нужно. Ножи паршивые, цена им три копейки в базарный день, часы — китайский ширпотреб.
Я закатил глаза, изображая страдание:
— Измаил Вениаминович, на счёт ножей согласен. А вот часы, как минимум, золотые! Ещё и с гравировкой!
Шульман всмотрелся внимательнее, вздохнул и начал спектакль торгов:
— Из-за гравировки их будет сложнее продать. Так как род… — он прочитал надпись на гравировке и продолжил. — Яковлевых непременно станет искать того, кто эти самые часики утащил. А мне таки шо, нужны проблемы?
Я притворно схватился за сердце:
— Измаил Вениаминович, я вас умоляю. Такой умелый торговец, как вы, продаст всё, что душе угодно. А золотые часики и подавно. За часы я с вас возьму жалкие пять тысяч рублей. И то, только ради нашей дружбы.
Шульман поднял бровь и хитро прищурился:
— Пять тысяч? Молодой человек, не делайте мне нервы. Максимум полторы, и то я сработаю в убыток!
Торг продолжался несколько минут, мы обменивались резкими репликами и шутками, пока наконец торговец не махнул рукой и не сдался:
— Три тысячи рублей моя последняя цена! Хоть убей, но больше не дам.
Я улыбнулся и пожал его морщинистую руку:
— Договорились, три тысячи — отличная цена.
Шульман покачал головой, достал деньги из сейфа и, отсчитывая купюры, довольно проговорил:
— До чего жадная молодёжь пошла! Обыкновенного иудея до нитки обобрали.
— Не прибедняйтесь, — усмехнулся я, пряча деньги в карман. — Знаю я вас. Вы на этом ещё и заработаете втрое больше.
Шульман хитро улыбнулся:
— Хе-хе. Вы знаете меня как облупленного. Ну таки тем лучше. Не страшно оставить вашему поколению эту грешную землю. Торговое ремесло будет процветать.
— Воистину, Измаил Вениаминович, — кивнул я, направляясь к выходу.
Вдохнув свежий ночной воздух, я не спеша двинул пешком в сторону гостиницы. Настроение снова поднялось. Удачный вечер: и врагов проучил, и деньжат раздобыл, и даже старину Шульмана умудрился слегка раскошелить. Теперь можно было вернуться в отель и немного отдохнуть перед балом.
Попав в гостиницу, я устало открыл дверь в номер. Тусклый свет лампы освещал небольшой уютный уголок, в котором Артём сидел перед телевизором, широко раскрытыми глазами наблюдая за трансляцией. Услышав звук двери, брат резко повернулся ко мне:
— Миха, иди сюда скорее! Тут полный дурдом творится!
Я тяжело вздохнул и подошёл ближе. На экране мелькали кадры бесконечных колонн солдат в белых одеждах с золотыми символами новой итальянской церкви Единения. Громыхали залпы орудий, горели города, в небеса вздымался чёрный дым. Землю устилали тысячи изуродованных тел. А когда кадр сменился, нам показали, как солдаты Швейцарии сбрасывают с себя мундиры и облачаются в наряды церкви Единения.