Я посетил утес в устье Тумнина, претендующий на эту роль, подобная скала, но гораздо больших размеров, находится где-то в низовьях Амура и служит местом поклонения для нанайцев.
Как бы то ни было, я смущен. И считаю недостойным самурая скрывать это. Миссия хадау сравнима с творчеством Прометея! Я предостерегаю от недооценки самобытности — она равнозначна воле к самостоятельности — орочей, нанайцев и эвенков. Меня беспокоят глубинные начатки их духовности, и я не удивлюсь (предвкушаю Вашу улыбку), если в будущем эти полудикие, еще полудикие, племена подарят миру мыслителей и поэтов.
Вспомните, уважаемый руководитель, ошибку американцев, сделавших непонятых ими индейцев своими врагами. Мы, придя сюда, не должны повторять подобных ошибок. Могут ли малые народности советского востока стать нашей опорой? Еще недавно я верил в это…
2.
Человек, которому предназначались письма лейтенанта, для сотен и тысяч «волонтеров Ямато», подобных Покто и рассеянных по всему белу свету, не имел имени.
Лицом и сложением он был похож на Будду — такой же широкоскулый и мясистый, лоснящийся, с резким хищным вырезом ноздрей. И такой же безмолвный.
Кроме того, напоминал он своим обликом, особенно когда одет был в традиционное кимоно и сидел на циновке с поджатыми ногами, призеров старинной и любимой им борьбы сумо́: олицетворенная мощь и хладнокровие, сила, не обезображенная выпирающей мускулатурой, но благородно скрытая плавностью линий и эластичностью подкожного жира.
Стоит отдельно сказать о борьбе сумо, в принципах которой он усматривал поучительное сходство с характером и сущностью своей профессии. Борьба эта молчалива, чужда резких движений и выпадов — их несложно обезвредить. Борьба эта задумчива. Два рослых сильных человека становятся в круг, в центр небольшого круга. Талии их сжаты широкими ременными поясами. Позволено противнику ухватиться только за этот пояс. Цель — приподнять соперника, оторвать его от земли и вынести за черту круга.
Всего несколько шагов. Но, чтобы совершить их, нужны выдержка и сила, мастерство и бездна тонкого расчета, нужна скрытая игра мускулов — вот почему целесообразен подкожный жир, маскирующий реакции.
Они стоят, впившись в поясные ремни друг друга, как два столба, как два колосса, зато толпа на трибунах стонет и беснуется. Расе Ямато понятна мощь притаившихся на время вулканов. И вдруг — рывок, несколько шагов, попирающих твердь, беспомощное барахтанье жертвы. И борьба окончена — без сражения.
Не так ли на незримом фронте, где властвует борьба умов?
Именно ему принадлежат слова, ставшие затем крылатым девизом армии выпестованных им волонтеров, разведчиков страны Восходящего солнца: «Сто побед в ста сражениях не суть лучшее из лучшего. Нет, лучшее из лучшего есть разгром и подчинение противника без единого сражения».
Но стоило человеку подняться с циновки и сходство с борцом-сумистом исчезало — он был невысок, чтобы не сказать приземист, тогда как представители любимого им вида спорта были великанами, нередко превышали в росте два метра. Впрочем, человек и не стремился выглядеть внушительно — с него было достаточно, что он являлся таковым.
Имя его в контексте с подлинной ролью в мире — Кэндзи Доихара[2], — знали немногие.
Был, правда, еще один круг лиц, которые ежедневно сталкивались с офицером Доихара, адъютантом одного из советников японского посольства в Пекине. Но для них он являлся воплощением традиционной японской исполнительности и служебной усидчивости, странным человеком, влюбленным в лингвистику (Покто в своих донесениях не упускал случая обнаружить знание этого пункта биографии шефа), просиживающим ночи над словарями. И даже они, сослуживцы, не смогли бы представить себе объемы успехов в этой области, достигнутых молчаливым службистом.
Прибыв в Китай юным офицером, Кэндзи за несколько лет упорной работы овладел в совершенстве не только китайским и монгольским, но и практически всеми европейскими языками — общим числом тринадцать.
2
Один из главных японских военных преступников, осужденный Международным военным трибуналом для Дальнего Востока, учрежденным одиннадцатью державами, воевавшими против Японии. По приговору трибунала повешен в 1948 г.