Черноморские народы, как и их средиземноморские собратья, с древнейших времен знали якорь. Первый из них - четырехугольная каменная плита с тремя отверстиями, куда вставлялись деревянные лапы - был поднят подводными археологами 17 августа 1966 года у мыса Калиакра. Год спустя нашли два якоря в районе древнего Салмидесса - трапециевидные камни с двумя отверстиями для лап. Такие или подобные якоря использовали все народы на ранней стадии развития мореплавания, их, в частности, упоминал Геродот при описании египетских судов. Новый тип, выплавленный из железа, с заостренными лапами, выдвижным штоком и рымом для крепления каната или цепи, появился в V веке до н. э., но был еще редок и не упоминается авторами той эпохи. Он известен лишь по изображениям на монетах. Эти якоря имели огромное разнообразие форм в зависимости от места и времени изготовления. Якорь VII века до н. э., выловленный в Днепре и хранящийся в Запорожском краеведческом музее, имеет, например, длину сто пятьдесят восемь сантиметров и размах лап сто три сантиметра, более поздний якорь из Созопола - соответственно сто пятнадцать и семьдесят. Вес их колеблется, в зависимости от размеров, от восьмидесяти до пятисот сорока пяти килограммов (якорь с барки Калигулы), а длина - от одного до трех с половиной метров.
Неоднократно высказывалось предположение, что черноморские народы пользовались картами. Версия эта заманчива, но доказательства ненадежны. Вообще говоря, состояние картографического искусства в древности, далеко еще не изученное, вызывает почтительное изумление. Так называемые реконструкции «карт Гомера» или «карт Эратосфена», по сей день создаваемые в тиши кабинетов, явно не имеют ничего общего с действительностью. Древние наверняка знали и умели куда больше, чем им пытаются приписать наши ученые теоретики. Современникам Гомера, например, уже известна форма Хиоса, похожего на ахейский щит. Критяне усматривали в контурах своего острова силуэт священного животного - дельфина. Фукидид называет Сицилию Тринакрией - «треугольной. Пифей, посетивший Британию, устанавливает, что она имеет форму треугольника, а Аристотель знает древнее имя Сардинии - Ихнусса («след»), намекающее на сходство с отпечатком ноги великана.
Можно подумать, будто все это сообщили грекам Дедал и Икар, видевшие острова «с птичьего полета»! Эллины разглядывали очертания островов на вычерченных ими же картах. А составить достаточно верные карты - дело совсем не простое и не быстрое. Скрупулезно, не упуская ни одной детали, античные географы собирали и систематизировали сведения даже о самых незначительных излучинах побережий. Только дальние окраины обитаемого мира оставались для них туманными и расплывчатыми, пока туда не проникали путешественники или мореплаватели, включавшие эти земли в состав Ойкумены. А тогда уже ими занялись географы.
Нам пока известна одна-единственная карта Северного Причерноморья: материалы для нее собирал более двух десятилетий Агриппа во время своих военных походов. Эти материалы обработала после его смерти сестра, а завершил работу над картой сам Август на склоне лет. Не исключено, правда, что карта Агриппы имела и какой-то местный прототип. На ней впервые вместо «Скифия» начертано «Сарматия». Эта карта послужила образцом для знаменитых «таблиц» Конрада Певтингера в XII или XIII веке. Поэтому можно утверждать, что карта Агриппы в такой же мере принадлежит античности, в какой и средневековью.
ЭКСОД.
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: XX ВЕК, ТЕАТР.
Сцена ярко освещена.
На проскениуме стоит хорег,
он обращается к зрителям.
По мере того как он говорит,
свет медленно слабеет, и
с последним словом сцена погружается во мрак.
Кто же были они - те, кто лишал сна и покоя царей и прославленных полководцев, кто росчерками форштевней своих кораблей подписывал приговоры целым народам, своими мечами превращал точки в конце международных договоров в многоточия, кто тенью своих парусов покрывал моря и континенты?
Они играли без масок, мы знаем некоторые имена, а портрет одного из них - Секста Помпея - даже сохранился на камее.
До самого конца античности никто не мог с уверенностью сказать, кто подлинный хозяин моря. Перикл? Трудно подсчитать, сколько средств он вложил в защиту афинской торговли. Октавиан? Только честности Секста и предательству его навархов он обязан жизнью и тогой. Митридат? Немногого он бы стоил, не будь у него пиратского флота. Зато разбойничьи государства Самоса, Крита, Киликии выполняли единственную функцию, ради которой они и создавались, не отвлекаясь на другие заботы. Они знали себе цену, и они ее получали.
Живучесть пиратства может показаться сверхъестественной, но она не должна удивлять. Порожденные конкретными социально-экономическими условиями пираты только с ними и могли исчезнуть. Новые условия порождали новых пиратов - с новой тактикой, кораблями новых типов, новыми взаимоотношениями с новыми властителями новых прибрежных государств. Конвульсии раненой змеи часто принимались за агонию, а змея выживала и с каждым разом жалила больнее. Так было после Перикла, Помпея, Эвмела. Наученные опытом тысячелетий, царствующие особы XVI-XVIII веков уже не строили иллюзий, они противопоставляли силе силу.
Народы Средиземного и Черного морей развивались в приблизительно одинаковых географических условиях, и это обстоятельство наложило неизбежный и неизгладимый отпечаток на их деятельность, одинаковую тоже лишь приблизительно. Но если в сфере производства хозяйство имело довольно четкую специализацию (Греция - вино и оливки, Египет - пшеница, Финикия - пурпур, Карфаген - стекло и олово), то в сфере сбыта господствовали только такие виды хозяйственной деятельности, как торговля и пиратство (что было по существу одним и тем же) и война. И властителями морей в этих условиях становились те, чьи корабли плыли быстрее и дальше, кто лучше знал географию, навигацию, свойства ветров и течений. Не случайно так тщательно охранялись корабельные стоянки, окутывались глубочайшей тайной наиболее важные торговые пути, в минуту крайней опасности уничтожались карты и периплы (их дошло до нас так мало!). И не наша вина, что слова «возможно», «вероятно», «может быть» историку приходится употреблять куда чаще, чем хотелось бы.
Теоретически плавающий по морям мог быть воином, купцом или пиратом. На практике эти три профессии неразделимо сливались в одной. Морской труд предполагает знание судостроения, географии, мореходной астрономии и других наук. Дальние плавания, поиск новых источников товаров и рынков сбыта способствовали развитию знаний о мире. Определяющую роль в этом процессе вплоть до христианской эры играли пираты, неуклонно продвигавшиеся вслед за торговыми кораблями, открывавшие новые гавани и якорные стоянки, заставлявшие купцов плыть все дальше и дальше, настигавшие их и ... снова догонявшие. Это была гонка по замкнутому кругу, и в ней невозможно отличить лидера от преследуемого. Якорные стоянки и гавани с течением времени становились важнейшими портами и крепостями. Открытые острова и морские дороги способствовали развитию большой торговли, поискам гаваней и прокладке новых трасс. Блокирование торговых путей побуждало купцов искать новые, обходные маршруты и основывать новые города. Мореходство неуклонно раздвигало границы Ойкумены. Информация о новых землях и народах, сосредоточивавшаяся в храмах, дала толчок Великой греческой колонизации. Вместе с переселенцами во вновь открытые окраинные моря, к новым островам и побережьям шли пираты... И все начиналось сначала - будто в известной апории «Копье»: как далеко его ни бросишь - всегда можно бросить еще дальше. Это была трагедия тысячелетий.