СВИДЕТЕЛЬ. Разведи... нечего на дондышке... оставлять!
Мать кивает и бредет к «жигуленку». Из леса выходит лесник в больших сапогах, он проверяет капканы и ловушки. В одном из капканов — большая плюшевая свинья.
— Олег, Вова... Вова... Здорово, что вы приехали! Мы вчера начали снимать... Да... Тут такое дело...
Из соседнего номера раздался страшный вопль. Кричала женщина. Иван выбежал в коридор. Мы остались одни. Откуда-то шел странный звук, будто горели дрова. Мы даже стали искать, нет ли в номере камина с непогашенными дровами. Камина мы не нашли, зато нашли кучу разных предметов, — курительную трубку, кроссовки, плащ, очки, — и на всех этих вещах было выгравировано: «Порш». Вскоре Иван вернулся и продолжил:
— У нас нет начала...
— Как?
— У фильма нет начала. Вы должны придумать начало фильма. То есть, конечно, оно есть. Мы с вами его уже обсуждали. Но, понимаете, когда начинаешь снимать фильм, обо всем надо передоговариваться. В этом и есть магия кино! Я понимаю, что вам никто не заплатит, если вы опять придумаете начало фильма, и мне никто не заплатит, если я сниму еще одно начало этого фильма, но нам нужно начало фильма.
Мы с братом все придумываем сразу. В основном писатели, конечно, — мудаки. Им нужно время. Время, чтобы придумать. Время, чтобы написать. Время, чтобы наслаждаться написанным. Время, чтобы разочароваться и умереть. У нас все происходит сразу.
— Вот, давайте так сделаем, Иван... Значит, шоссе, дорога. А, даже давайте так, вот... Перед шоссе такой огромный песчаный карьер... И по нему вниз скатывается девушка... С такой большой свиньей в руках... Плюшевой. Потом она карабкается наверх, к шоссе...
— И пусть, вот, она еще звонит... И вот она доползает до дороги... Идет, болтает по телефону, а сзади едет машина...
— Какая машина?
— Отечественная... Та, про которую вы снимали фильм... Это будет как бы мостик от вашей прежней работы к настоящей...
— И эта машина сбивает девушку, и свинья подлетает в небо... И такая надпись: «Европа — Азия»... А в конце фильма девушка упадет на землю, пойдут титры финальные, а после титров упадет и свинья!
Иван подошел к окну и стал смотреть, как кастелянша «Чайки» на крыше развешивает красные простыни с надписью «Гансу энд Роузис» для сушки.
— Мне нравится. У нас есть шоссе, лес, отечественная машина, свинья... много свиней... Нам нужно найти девушку и песчаный карьер. Девушку найду я, а песок... Эдик! Э-э-дик!
Дверь шкафа скрипнула, и оттуда вышел мужчина с камерой в руках. Камера все время снимала. Вот откуда был этот звук, похожий на треск дров в камине.
— Это наш оператор.
— Мы поняли.
— Он снимает не только фильм, но и фильм о фильме, я хочу вас сразу предупредить.
— Тогда и мы хотим предупредить, мы будем писать сценарий о сценарии.
— Договорились.
— Эдик очень хороший оператор, вы не думайте, что он эдик. Он снимал кино солялиным! Иван многозначительно поднял указательный палец, сузил глаза и замотал головой, видимо, чтобы мы прочухали важность этой его фразы. Вообще-то, мы не знали, что такое солялина, — но мы уже привыкли к тому, что Иван употреблял слова, не знакомые для нас: Василий Сталин, Политбюро, чардаш, гелентваген, Абрамович, мискаль... Иван человек опытный, и мы ему доверяем.
— Вы снимали кино солялиным!!! Это такая честь для нас, Эдик!
Эдик покраснел, но Иван сбил с него эту спесь пустой бутылкой виски:
— Эдик, нам нужен песчаный карьер!
— Я найду.
— Только не переходи границы.
— Добра и зла?
— Ленинградской области и Финляндии.
Эдик исчез. Исчезли и мы, чтобы разложить пустоту из нашего пластикового чемодана в номерах «Чайки».
Мать достает из багажника жигуленка флягу со спиртом и канистру с водой, начинает готовить «водку», заливая спирт и воду в пустую бутылку и судорожно взбалтывая ее у себя над головой.
По правде говоря, снимать кино в России — это как воевать с Наполеоном. Сначала придется оставить на разграбление самое дорогое, потом все, что тебе дорого, вообще сожгут. И вот когда уже нет никакой надежды, и режиссера все считают полным мудаком, он должен собрать свою волю в кулак, кого-то уволить, кого-то наградить, с кем-то банально переспать и выступить с бессмысленной пламенной речью, что надо напрячься, перестать, просыпаться, вовремя входить в кадр и выходить из него, короче, надо! Усталые от разграбления солдаты покряхтят, что-нибудь исполнят, подсветят, подмахнут, подыграют, соберут, отмонтируют, и фильм будет кое-как, но готов. И вот она — победа вместе с ранней старостью и импотенцией. Дальше, может, кой-какие награды от Комитета по культуре и кинематографии подсластят одинокие ночи в холодной постели, но это на любителя и только для избранных. Вот судьба всех отечественных кинопроизводителей. Такое счастье, что эта судьба не постигнет наш фильм! Да, на «Европе — Азии» мы были по-настоящему счастливы. Потому что точно знали — это фильм без судьбы!