С двигателями на максимуме и с одной оставшейся опорой, корабль поднимался под углом, и с полной мощностью тяги он всё равно начал подниматься выше. Но оставшаяся опора действовала как якорь, заставляя большой корабль перевернуться на бок.
Хизер почувствовала, как корабль накренился, а затем начал полностью переворачиваться. Она вцепилась в подлокотники кресла, в котором сидела, и, повернувшись к двери, увидела, как она начала вминаться внутрь.
— Отвали, — она держалась крепко, пока корабль сделал последний рывок, набирая скорость, всё ещё привязанный одной опорой, и затем полностью перевернулся. Но двигатели продолжали работать, и в перевёрнутом мире «Путешественника» оставалось только одно направление.
Огромный корабль рухнул на твёрдую ледяную поверхность Европы, где он смялся. А затем взорвался.
В считанные секунды мегатонный корабль «Путешественник» превратился в огромный огненный шар из расплавленной стали и газа, обломки разлетелись в тонкой атмосфере и осыпались в радиусе полумили. В эпицентре взрыва лёд расплавился, превратившись в озеро на несколько минут, которое быстро поглотило разорванную оболочку космического корабля.
Через несколько минут тишина и смертельный холод вернулись.
Глава 20
Нина достигла внешних границ точки пересечения «Брюса» и ровера — обширного ледяного поля шириной в милю, вероятно, древнего места, где когда-то в истории Европы из-под поверхности поднималась тёплая вода. Теперь лёд был гладким, как стекло, и относительно тонким для Европы — всего восемьсот футов[61] толщиной.
Нина знала, что «Брюс» способен растопить свой путь к поверхности, но ей нужно было помочь ускорить процесс. Ей предстояло заложить взрывчатку, чтобы убрать часть поверхностного льда, а затем установить коммуникационный маяк, чтобы субмарина всплыла точно в созданную ею воронку.
К сожалению, она была одна, так что это займёт больше времени и потребует огромных усилий. Однако она опережала график, так что ещё могла успеть.
Нина сидела, глядя на лёд несколько минут, молясь, чтобы там ничего не было, и собираясь с духом. Спустя мгновение она глубоко вдохнула, наполняя лёгкие, и резко выдохнула.
— Пора. — Она поднялась с кресла.
Заместитель командира миссии направилась в заднюю часть большого танкоподобного ровера, схватила оборудование для раскопок, пакеты со взрывчаткой и коммуникационный маяк, и потащила их вперёд, ещё раз взглянув на лёд — ничего не двигалось, никаких сугробов.
— Пожалуйста, пусть там ничего не будет, — прошептала она.
Она выпрямилась, трижды вдохнула и выдохнула, словно собираясь погрузиться в воду, и надела шлем, зафиксировав его.
«Чем скорее начну, тем скорее мы все окажемся дома», — подумала она.
Она вышла из ровера и, волоча оборудование, направилась к обозначенной точке возможного прорыва «Брюса».
К тому времени она не заметила, как на панели управления начал мигать индикатор входящего сообщения.
Нина прошла сто футов по льду и остановилась, чтобы проверить своё местоположение. Это была примерная зона, согласованная для встречи с субмариной.
Она медленно повернулась, оглядывая плоский лёд с желтоватыми минеральными прожилками, похожими на вены. Странное чёрное небо, даже при свете солнца, отсутствие движения и мёртвая тишина казались теперь зловещими и чуждыми.
Когда она только прибыла, всё казалось фантастическим и величественным — настоящей страной чудес, — но теперь это пугало её до глубины души. Что-то там было, что поглощало их. И заменяло.
Она вздохнула и несколько раз моргнула, когда глаза защипало от слёз.
У неё была работа: Морган направлял «Брюс» к этой точке, и ей нужно было вырыть яму и установить маяк, чтобы он всплыл точно под ней.
Он проделает большую часть тяжёлой работы, растопив девяносто девять процентов пути, чтобы встретиться с ней. Но ожидалось, что топливо будет на исходе. Он мог бы справиться сам, но лучше, если он всплывёт с некоторым запасом энергии в полость, созданную командой ровера, а не исчерпает энергию до достижения поверхности и не окажется замурованным подо льдом. Или, что хуже, внутри льда.
Потому что никто не придёт их спасать.
Нине пришлось тащить тяжёлые ящики самой, каждый весом около восьмидесяти фунтов[62]. И их было четыре. Это означало четыре ходки, и каждая становилась медленнее, так как ящики казались всё тяжелее по мере того, как она уставала.